Елена Григорьева - Пятый уровень

***

Оставив позади таинственный лабиринт, мы пошли ко второму открытому проёму. То, что нашлось за ним, превзошло все наши ожидания.

Комната метров шесть на шесть была вся заставлена голыми панцирными койками. Их каркасы были выкрашены в ностальгический грязно-синий цвет. Нижние стояли на полу, сдвинутые очень плотно и нагромождённые друг на друга, а верхние кто-то аккуратно поставил на торец – вертикально – и прислонил к стенам. Оставшиеся были просто свалены в кучу, заблокировав путь к такому же, как и в лабиринте, окну из армированного стекла. А прямо перед нами абсурдным пятном обыденности среди всего этого хаоса стояли четыре кровати, расположенные абсолютно правильно, всеми ножками на полу, и расставленные по две в ряд, как будто приглашая нас прилечь.

– Вау! – сипловато протянула Ольга, а Ильнур усмехнулся, почему-то заставив меня покраснеть.

– Ой, а что это здесь было? – наивно спросила Мария, и мне отчаянно захотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не быть сейчас здесь, рядом с нею.

– Возможно, комната отдыха. Для каких-то дежурных… – только и сказал я. – Нечего нам здесь делать, пойдёмте!

– Ну почему сразу «пойдёмте»? – снова вклинилась Ольга. – Давайте присядем, поболтаем…

– Время уже позднее, холодно здесь и есть хочется! – выпалил я сразу все пришедшие на ум доводы. – К тому же, там осталась ещё одна комната. Может, в ней нас ждут настоящие тайны?!

– Ну… Если тайны, тогда пошли… – неуверенно протянула Мария.

Неужто поняла мои волнения? За ней потрусил Ильнур, и я тоже наточил коньки к выходу, но тут мою руку сжали тиски сильных Ольгиных пальцев.

Я ещё не въехал, что к чему, а она уже присосалась ко мне в поцелуе, мягко, но настойчиво подталкивая к койке. Я хотел отстраниться, но она очень крепко вцепилась, и тут меня передёрнуло от внезапного возбуждения. Я плюхнулся на кровать, даже не ощутив контакта с панцирной сеткой, смягчённого то ли курткой, то ли неожиданным чувством. Лишь чудом я избежал встречи затылком с железным изголовьем, рискуя получить травму посерьёзнее ущемлённой гордости.

Ольга приземлилась на меня сверху и, не дав опомниться, расстегнула мою ширинку. Задрав полы своей дублёнки, она оттянула вбок нитку стрингов и заёрзала на мне конвульсивными толчками. Не в силах ничего с собой поделать, я схватился за края кровати, и, стараясь не смотреть в нависшее сверху лицо, завторил Ольгиным движениям.

Вдруг меня окатило холодом. Показалось, что на соседней койке кто-то сидит. Мотнув головой, я вроде бы заметил очертания фигуры, повёрнутой против света, так что в густой тени едва выделялись контуры зелёной шапочки и халата, как у хирурга. Голова фигуры была опущена, взгляд исподлобья сверлил меня…

Я рванулся, садясь на кровати и чуть не уронив Ольгу на пол. Видение тут же исчезло. Но я ещё долго не мог совладать с собой, подрагивая и нервно краснея.

– Ты прости меня, ладно? – после длинной паузы выдавил я. – Давай уже выбираться отсюда…

– Не хочешь – не надо! – огрызнулась Ольга. – Зачем так драматизировать?

Усмехнувшись и картинно закатив глаза, она стала поправлять одежду, вернув на место ниточку трусиков. Я застегнулся и попытался прогнать видение, поражаясь, что за штуку сыграли со мной стыд и совесть. Потом вывалился в коридор, бегемотом протопал по скрипучим доскам и вломился в третий проём.

Там оказался такой же лабиринт, как и в первой комнате. Чуть меньше мусора, но всё те же клетки из дранки. В одной из них я нашёл Марию с Ильнуром. Они мило беседовали о чём-то у окна.

«Ф-фу, пронесло!»

– Удовлетворили своё любопытство? Уходим! – громогласно возвестил я и первым вышел наружу, не дав им задать вопросов.

На пороге я наткнулся на ползшую за мною Ольгу и шустро припустил к вестибюлю. Мои спутники помедлили в недоумении, но тоже пошли следом.

Холодная полутьма холла была уже совсем близко, когда мне вдруг почудился шум. Будто зашелестел ворох старых газет, а затем раздалось отчётливое эхо шагов. Несмотря на топот ног и скрип досок, услышали это все и как вкопанные остановились. На фоне синеватой дымки впереди проступил тёмный силуэт.

Фигура медленно приближалась, немного прихрамывая, и я невольно попятился, но тут же опомнился и заставил себя замереть, жестом призывая к спокойствию остальных. Силуэт подобрался ближе, и в слабом, призрачном свете стали различимы детали.

Бабка лет семидесяти, с морщинистым грязным лицом, в замызганной кофте – той самой, из цветастой ангорки, что во времена перестройки резво сметали с прилавков.