Дейрдре Салливан - Совершенно не обязательные смерти

– Но, Кэтлин…

– Что? – Она чуть приподнимает верхнюю губу в своей обычной манере, как кошка, которая демонстрирует зубы, просто чтобы ты знал, что они есть, и поостерегся.

Я осторожно зарываюсь пальцами в землю и аккуратно освобождаю спутанные корни. Кэтлин, не отрываясь, глядит в телефон; мою сестру захватило сияние экрана. На теплицу опускаются сумерки, и я вижу, как свет отражается в белках ее глаз. Сейчас Кэтлин напоминает инопланетянина. Создание из другого мира. Прекрасную аномалию. Она улыбается, и ее зубы поблескивают, как маленькие жемчужины. Наши зубы до сих пор по размеру не больше молочных. Мы вообще очень миниатюрные. Но если начинаешь на это жаловаться, тебе советуют заткнуться и съесть бутерброд. Справедливо, конечно, но иногда хочется самой доставать до верхних полок.

Теплицу освещает вереница светодиодных ламп. Выглядит потрясающе. Идеально для свадьбы. Даже обидно, что скромный «большой день» Брайана и мамы уже позади.

– Представляю, какие грандиозные вечеринки мы тут будем закатывать, – мечтательно произносит Кэтлин. – Позовем всех друзей из Корка. Не прямо сейчас – Брайан не любит незнакомых гостей. Но думаю, мы сможем его убедить.

Под «мы» Кэтлин иногда подразумевает себя, а иногда меня. Я тяжело вздыхаю. Ненавижу вечеринки. Они заканчиваются тем, что кто-нибудь обязательно блюет в мусорное ведро. А я придерживаю их за волосы и уверяю, что текила тут ни при чем. И что все будет хорошо. Что я ничего не скажу их маме/папе/сестре/кузине Джоан. Если честно, мне даже нравится приглядывать за пьяными. Помогать им извергать наружу разноцветное содержимое желудка. Предлагать воду. Хорошая практика для будущего доктора. Все лучше, чем подпирать стенку и думать, что с Кэтлин мне не сравниться.

Кто-то смотрит на нас из сада. Это подобно злобной акуле надвигается Маму. Ну то есть я думаю, что это она. Волосы цвета соли с перцем убраны в длинную тугую косу. Она одета в коричневый рабочий халат, который словно кричит: «Я ваша новая родственница-натуропат». Я люблю коричневый цвет, но мне не нравится, как он на ней сидит. Или мне не нравится сама Маму. То, что она и халатом, и каждым своим шагом напоминает: наш дом – это прежде всего ее дом. Я закатываю глаза. Теперь и Кэтлин замечает тетку Брайана.

– Маму! – восклицает она с таким видом, будто ей выпала карточка «Шанс» в «Монополии», и жизнерадостно машет.

Я тяжело вздыхаю. У Маму темные серо-синие глаза и вид совсем не дружелюбный. Такая может и укусить. Или, что еще хуже, втянуть нас в светскую беседу.

– Не маши ей. А то она захочет с нами поболтать.

– Не захочет, – уверенно отвечает сестра. – У нее взгляд человека, который ненавидит людей.

– И все-таки незачем искушать судьбу, – продолжаю я настаивать на своем. – Ты только посмотри на ее лицо. Сразу видно, та еще мегера.

Маму врывается в теплицу. В звуке ее тяжелых шагов я слышу не раздражение, но желание продемонстрировать, чьи это владения. Своим топотом Матушка сообщает нам, что это ее земля, а мы вторглись на чужую территорию. И она позволит нам остаться, но злоупотреблять гостеприимством не стоит. У этой женщины на редкость красноречивая походка. Большинство людей своими шагами могут выразить лишь донельзя простую мысль, вроде «Привет! Я иду отсюда туда, и вам совершенно нечего бояться».

Я скучаю по звукам шагов в нашем старом доме.

Крупный ворон слетает вниз и устраивается на козырьке теплицы. Можно подумать, Маму приплатила ему, чтобы сделать свое явление более эффектным. Ворон смотрит на нас, раскрыв черный клюв.

Маму тоже сверлит нас взглядом.

– Здравствуйте, Маму, – говорит Кэтлин. – Симпатичный халат.

Я пытаюсь пнуть ее в голень, но она уворачивается.

– Мы близняшки, – говорит Кэтлин, словно нас так зовут.

Какая же она все-таки сволочь. Будто без подсказки никто не сообразит. Однажды на вечеринке у нас дома Кэтлин зачем-то прокричала мне с другого конца комнаты, что вагины самоочищаются. Вообще ни с того ни с сего. Хотела бы я об этом забыть.

Маму складывает садовый инвентарь в черное ведро. Хватает совок, недовольно рычит и бросает на землю. Повезло, что у инструментов нет чувств, не то она обзавелась бы кровными врагами. Ворон следует за Маму, переступая по рейкам теплицы. Я почти чувствую, как острые когти царапают дерево. Мы с Кэтлин молча наблюдаем за Маму, словно идет церковная служба и произнести хоть слово – значит грубо нарушить торжественность обряда. Атмосфера в теплице накаляется. Я осторожно отрываю лист с ближайшего лаврового дерева. Совсем маленький. Зеленый кроха. Сминаю его до хруста, а потом подношу к носу и, зажмурившись, вдыхаю.