Как посмел он отобрать у меня эти милые игрушки, лишить столь сладостного наслаждения собственной местью! Презренное создание, убивающее себе подобных… Возник из ниоткуда, покусился на мой триумф! Я жаждал питаться страхом и смотреть, как жизнь покидает их глядящие на меня глаза, хотел отражаться в них, запечатлеть последние мгновения, ловить последний вздох, видеть всю боль и переполняющий их изнутри ужас! То, как души покидают тела… А этот нахальный тип попросту отнял это у меня, рассёк своим лезвием мои планы и надменно растоптал мои великолепные фантазии и надежды!
Меня переполняла ярость. Я хотел, я просто жаждал быть орудием для тёмных богов, нести им в царство смерти новых странников, а вместо меня это сделал какой-то выскочка! Наглец! Хам! Он ничем не лучше этого сброда. По какому праву же тогда он это делает? Не без любопытства следил я за дальнейшими действиями загадочной фигуры.
С учётом обуви, видневшейся то и дело из-под плаща, рост его не достигал и двух метров. Обычный и мало чем примечательный человек. Телосложение крепкое, сильное, люди зовут это «спортивным», но я уже давным-давно забыл истоки значения этого слова.
От рук виднелись только кисти, и было заметно, как за запястьем начинают виться плотные чёрные волоски. Не слишком частые и густые, чтобы обозвать это мехом или шерстью, но мужчина был явно из тех, кого природа не обделила обильной растительностью ворсистых завитков на теле. Пусть я не вижу, но уверен, что грудь и спина, как кожа рук и ног, у него весьма покрыта ими.
И он был, безусловно, раза в два, как минимум, старше только что забитого им молодняка. Я взглянул на них: эти юнцы, едва перевалившие за двадцать, вышедшие в то, что зовётся «взрослой жизнью», и максимально к этой жизни не готовые. Бесцельные, бездумные, им и вправду нечего делать в мире живых.
Маньяк оттащил их тела к ближайшему перекрёстку кладбищенских дорог, куда особо хорошо изливался свет полной Луны с чёрных, усеянных мелкой россыпью сверкающих далёких звёзд, небес. Едва он приволок их все, как достал нож поменьше, уже не выглядящий церемониальным артефактом, и принялся разрезать их одежды, отбрасывая лоскуты порванной ткани прочь, словно ненужную шелуху.
Я же молча бродил вокруг и наблюдал. То подкрадывался ближе, то влезал на надгробья, чтобы лучше что-то рассмотреть. Однако старался не шуметь, не привлекать к себе излишнее внимание, всегда скрываясь от его взора где-то в тени. Мне хотелось узнать его цели, а не вспугнуть, оказавшись замеченным.
Самое удивительное, что, закончив с одеждой, он не остановился. Маленькое складное лезвие принялось делать надрезы на уже мёртвой коже. Тип в капюшоне чертил ножом разные символы на изувеченных им же телах. Я знал их все. Здесь были и древние руны, и колдовские знаки, сакральные обозначения и надписи на давно, казалось мне, забытых людьми языках.
Он кропотливо вырезал всё это на коже мертвецов. Они, конечно же, никак не реагировали. Не дёргались, не пытались его остановить. Уже ничего не чувствовали. Однако же я всё равно ощущал их присутствие в этом месте, скапливающееся потихоньку в вихрь настоящей загробной ярости. Это должно было отпугнуть ползучих упырей, учуявших реки крови, дабы сюда никто не сунулся.
Закончив с резьбой по коже, человек снял с пояса некий футляр, отчасти напоминавший цилиндр. Двустворчатое узкое хранилище содержало в себе кисть из красного дерева с животным ворсом. Схватив её своими мощными пальцами, он обмакнул кончик в глубокую ножевую рану над грудиной одной из мёртвых девушек, после чего принялся очерчивать большой ритуальный круг.
Моё любопытство возгоралось бок о бок с нетерпимостью убиенных, но мы по-прежнему всё также молча и безучастно наблюдали за происходящим. Человек брал всё в свои руки. Рисовал на траве, земле и подножной плитке мощённых дорог особые обозначения, чаще всего являвшиеся символами сторон света и знаками сверкающих высоко над нами созвездий и планет.
Затем он взялся и за тела, уложил их по разные стороны, попытался даже принять им некие позы, фиксируя положение всё ещё вполне подвижных конечностей у постепенно коченеющих трупов. Убийца это делал с таким стальным хладнокровием, будто бы это вовсе не представители его же вида, ещё недавно бывшие живыми и весёлыми, а какие-то вещи, жертвенный скот. Безделушки, средства к достижению его загадочной цели. Он отрицал себя в них, будто бы считая себя выше. Естественно, он обладал знаниями куда большими, однако посмел, как и они, ворваться сюда ночью безо всякого уважения, и учинять здесь всё, что ему вздумается!
Читать дальше