– Вон у нашей (назвала фамилию) знакомой дочь вышла замуж за парня. Он в Ивановском ФСБ этим самым прогнозированием занимается. Живет не пыльно. С утра газетки и журналы перелистывает, карандашиком чиркает, таблицы разные заполняет. Раз в месяц на стрельбище за город выезжает и получку вовремя получает. Работа спокойная. Из кабинета не выходит.
Услышав, как недостижимая для меня общественная планка легко покоряется коренным ивановцам, спросил:
– И как ему удалось такое точное попадание в яблочко?
– А у него там лапа есть волосатая. Взяли без всяких яких. Чего добру пропадать, своего посадим.
Меня словно в ледяную воду окунули. Стало холодно. Своим все и без задержки, а с улицы просящим «три года крови». Хочешь? Пожалуйста, поможем отправиться на тот свет или, по крайней мере, вываляться в грязи по уши. Новый русский мир создавался на моих близоруких глазах только для своих и традиционно с черного входа.
Но и это не было точкой во всей той гнусной восьмилетней истории. В феврале 1997, придя с работы, включил только купленный корейский телик. «Вести» выплевывают в меня короткое сообщение. В Москве раскрыта организация правого анархистского толка числом до ста человек. Задержаны, ведется следствие.
Мне стало не по себе. Именно на это время и год я поставил в своей работе появление анархистских организаций в Москве численностью до ста человек. Прочитали и без всяких мучений совести чужими руками выписали себе очередное повышение. Воровать – грех, а заимствовать чужие труды нет. Родину спасаем! Понимать надо. Последнее, о чём я писал в своей записке конца 1992 – требования федерализации Сибири и начало распада государства пришлись на лето 2014 года.
Тогда мне и в голову не могло прийти, что моему выдвиженцу сделали точно такое же предложение. Система со всеми претендентами поступает одинаково. ПЯТЬ ЛЕТ КРОВИ (1991–1996). Ведь в нем должны были быть уверены. Найти слабину у Путина не составило особого труда. В это трудно поверить, но кристально честный кагэбэшник до этого никогда и ничего не крал. Поэтому ему приказали делать то, чего он никогда в жизни не делал – воровать без остановки (в сентябре 1991 года Путин был переведен в внешнеэкономический отдел мэрии). Наворованного за годы работы в Питерской мэрии хватило на сотни томов уголовного дела. Это на тот случай, если карманный черт вдруг усовестится. По этому поводу много чего написано, а затем снято. Одно из них журналистское расследование Анастасии Кириленко и Александра Иванидзе. Фильм «Хуизмистерпутин». Но побудительной причины, по которой подполковник Путин стал вором, в фильме и близко нет. Как и нет подлинного анализа всех правил Системы.
Пока тот, за кого с меня сдирали шкуру, воровал, умерла моя бабка Зинаида. Не только у нас, у всех жителей бывшего СССР сгорели личные сбережения. Ее долгая болезнь забрала последние деньги в доме. Хоронить ее было не на что. Когда я сказал об этом духовнику, лицо его приняло возвышенное выражение.
– Бог никогда не оставляет своих детей! Поезжайте. Все управится!
Ему было бесполезно говорить, что сам третий год живу в полной нищете и придется делать новые долги, которые нечем отдать. Пришлось ехать.
Все дни перед смертью мама мучила меня только одним вопросом.
– Вера! Скажи, как ты будешь меня хоронить? Ну как?
И еще просила.
– Вера! Только в полиэтилен меня не заворачивай, – зная, что денег нет даже на гроб.
Вот в один из таких тягостных дней возвращаюсь с суток домой. За ночь не присела ни разу, ноги ватные. Дома умирающая. Отчаяние и безысходность. Рядом со мной поравнялась женщина лет сорока в тунике. Одета она как-то не современно, без польской синтетики черного цвета и босоножек на босу ногу.
Вдруг чувствую, эта женщина мне говорит мысленно: «Ты только веруй! Веруй»! Мама посмотрела на нее. В глазах незнакомки жила твердая уверенность, что все будет хорошо.
Приехав, я расспросил маму, как выглядела та необычная женщина и по ее описаниям вышла мать троих девочек, замученных на ее глазах, София римская. Она часто помогает верующим, таким, кто не в состоянии найти средства на похороны.
Где-то в это время мать позвонила мне в Колобово и говорит:
– Бабка наша зависла. Ни туда ни сюда. Позвоночник распался, поворачиваю ее сама, сил уже нет.
– Мам, так убей ее! – говорю в ответ.
Она давно привыкла к моей «своеобразной» лексике, как впоследствии ее назовет мой мариупольский духовник. Не удивившись, спрашивает.
Читать дальше