– Ты в каждой девушке видишь мать – кукушку и хочешь ее поиметь, а потом наказать! Признайся, Романов, ты к своей швейцарской Полине ни разу не подкатывал? – как-то подколол его Матвей, но осекся, натолкнувшись на потемневшие глаза друга.
Больше тему опекунши Матвей не поднимал, но понял – там дело не чисто.
Да, Никита спал с дамами старше себя, ради них он отступал от блицкрига, если женщина ему нравилась, он осаждал крепость месяцами, крепость обычно сдавалась, молодость подкупала, зрелость подставляла молодости плечо и давала советы. Взрослые подруги заменяли Никите Полину, они не влюблялись, не ревновали, поправив самооценку, незаметно исчезали. В их объятьях Казанова быстро восстанавливался, разбирался с чувством вины.
Сейчас заканчивался очередной «букетно-конфетный» период, близился финал забега. Еще одна « зайка» по имени Марина (или Марика?) оказалась пустышкой. Смеяться или напиться?
За окнами клубились, наливались дождем облака, над Беговой в районе Ипподрома небо уже ворчало, перекатывалось грозовыми раскатами. Сейчас ливанет! Ехать домой не хотелось, там пустота, там отключенный телефон, и, возможно, караулящая у подъезда Марина или Марика. Лучше посидеть на работе, переждать непогоду, разобраться со своими мыслями.
Отделять профессиональное от личного Никита научился давно, иначе бы сошёл с ума. В мире существовали два разных Романова – ответственный доктор и безответственный любовник. Частная и общественная жизнь не пересекались друг с другом. Как больная совесть и долг.
Одна чаша весов тащила в пекло чувством вины перед Мариной (или все-таки Марикой?), хорошо, что записывает имена, девушка оказалась скучной, без собственной мелодии, одной из тысячи инста-красоток, и Никита уже готовил отступные слова и подарок.
Но черт подери, почему ему так не везёт? Ответ он знал – мыши плакали, но продолжали жевать кактус.
– Ты сначала на профиль в Инстаграм посмотри, прощупай внутренний мир, – советовал ему Матвей, – если там одни селфи в купальниках, о чем с девушкой спать?
Никита соглашался, но с любимыми граблями не расставался.
Ничто не было слаще начала охоты, ощущения спускового крючка в сердце, взрывного предвкушения, томительной сладости в груди и жжения в ладонях, горячечного огня, бегущего по венам. Он кайфовал от импровизации соблазнения, хоть тактика была одна, но для каждой девушки исполнялся свой неповторимый и незабываемый танец. А потом как грибы после дождя вылезали на свет скрытые девчачьи грешки: тщеславие, глупость, хвастливость, корысть, жадность.
Снова и снова Никита страдал от несовершенства избранницы, сгорал и воскресал как Феникс в новой надежде. Снова и снова давал себе зарок – отдохнуть год, два, ждать знак свыше, искать одну единственную, но ломка наступала уже через месяц, он не выдерживал, знакомился, говорил себе – это точно она, недолго кайфовал и снова сгорал.
На другой чаше весов копилась работа, тревога за доверенных пациентов.
После обязательного пятничного обхода с комиссией от своих больных Никита Калоевич вышел с чувством беспокойства и смятения.
Хлопова Анна, точнее назвать ее Галопова, веселая и дурная, Никита уверен, никаких выводов из аварии Хлопова не сделала. Сейчас он ее подлатает, поставит на ноги. Сколько пройдет времени? Погибнет сама или угробит кого-то?
Более всего его волновала упавшая с крыши Оля Петрова, тринадцати лет отроду, москвичка, с виду из благополучной и любящей семьи. Девочка, скорее всего, останется инвалидом. У нее серьёзное повреждение поясничного отдела, задет спинной мозг, бедренные кости собирали из осколков, денег на реабилитацию у матери нет (но возможно соберёт по фондам), инвалидное кресло – пока лучший выход для Оли, иначе снова заберётся на крышу и нырнёт вниз, за своим Китом. Никита не верил в царящее в соцсетях безумие, и вот перед ним – одна их загнанных жертв игры. В девочке чувствовалась незаконченность, и эта незаконченность как ржавчина разъедает ее мозг. Неудачливые суицидники пытаются раз за разом, если не стереть из сознания крючок, на который они попались.
Бедняжка закрылась в своём страшном мирке, все время спит или приотворяется спящей, не открывает глаза на белый свет, из которого мечтала сбежать, не разговаривает даже с Серафимой Петровной, а это дурной знак. Фима – добрейший человек, всех растормошит, даже депрессивных, но достучаться до Петровой пока не смогла. Что творится внутри маленькой глупой головки? Какие черти там обитают? Почему девочка оказалась на краю? Непонимание родителей, проблемы в школе? Несчастная любовь? В тринадцать уже так сильно влюбляются?
Читать дальше