Александр Варго - Двое в лодке (сборник)

После этого он отправился домой, вернулся оттуда дня через три, вошел в кабинет и снова бросил взгляд на ветку. Та просто ссохлась.

«Ужасно понимать, что счастье было у тебя в руках, а теперь его нет и никогда больше не будет. Ладно, как говорится, так не доставайся же ты никому!»

Иртышный покопался в хозяйстве клиники, нашел наковаленку, крепенький молоток, пилу по металлу, плоскогубцы и маленькие тисочки. Все это он с оптимистичным задором доставил к себе.

Дабы не быть обвиненным в порче образца, исследователь-неудачник пригласил для участия в экзекуции и компаньона.

– Ну так что, Федорович, достанем инопланетянина из его корабля? – спросил он.

За шесть недель доктор, и без того стройный, серьезно сбросил вес. Он стал еще более угловатым и нервным, что несомненно добавляло моменту остроты и жесткого задора.

– Бей, я держать буду, – уверенно произнес санитар, сжимая ручку плоскогубцев, в которых был зажат уголек.

Его задача – проще не придумаешь. Когда доктор будет лупить молотком по камню, он должен удерживать его над наковальней.

Санитар тоже человек. Он видел сны про Турцию, олл-инклюзив и все такое прочее. Да и про девок молодых было, конечно. Не мужик, что ли? Разве не богат? «Мерседеса», что ли, нет?

Во сне все есть, да вот только вряд ли он сбудется.

Иртышный размахнулся и впечатал плоскогубцы в наковальню. Рука Вестового дернулась, но удержала их, надежно придавила к стальной поверхности.

С камнем не случилось ничего.

– Крепкий какой! Может, в тиски его и ножовкой попробовать отпилить кусочек? – предложил Вестовой, но Аркадий Петрович лишь свел брови и заявил:

– Ну-ка еще разок!

Раздался очередной глухой удар, но камень снова выдержал.

– А вдруг это такой алмаз? – предположил Вестовой.

Иртышный снова занес молоток.

– Алмаз прочен под давлением, а не под ударом. Найдешь драгоценный камень, не торопись лупить по нему, – проговорил он и опять ударил со всей силы.

Тут дверь открылась, и на пороге появилась красноволосая бестия.

Вестовой невольно повернулся на шум и чуть отвел руку в сторону. Удар пришелся по краю камня. Тот вылетел из плоскогубцев, как пуля просвистев над ухом Серафимы, и врезался в косяк.

– Ай! – вскрикнула она. – Совсем уже рехнулись? Тихий час! В больнице все спят. Вы чего тут колотите?! – Она обернулась, посмотрела на камушек, торчащий в деревяшке, разглядела фиолетовые точки, мерцающие на нем, и воскликнула: – Как красиво! Подари мне, Аркадий!

Тот уже потерял всякий интерес к этому раритету, плюхнулся в кресло и небрежно махнул рукой.

– Как? – запротестовал санитар. – Он мой. – Но голос его прозвучал не слишком уверенно.

– Егор Федорович, неужели вам для меня жалко такого пустячка? – Серафима выпятила губы и стала наматывать на накрашенный палец длинный локон, вьющийся у виска. Ее грудь, и без того немалая, приподнялась и стала еще на размер больше.

Как мог простой санитар спорить с заведующей, причем с такой?!

Она запросто выковыряла длинными ногтями камень из косяка и ушла.

Вслед за этим Вестовой тоном шантажиста потребовал налить ему из научных запасов.

Утром следующего дня доктор вошел к себе в кабинет и первым делом посмотрел на косяк, на то самое место, куда ударился уголек. Камень сбил старую краску с древесины, оставил на ней глубокую вмятину. Вот и все. Не более того.

– Но не может такого быть, – прорычал доктор, полный решимости доработать идею, возникшую у него в голове.

Он прошел в соседний кабинет, со скандалом забрал у нее камень и наобещал, что они станут богатыми, причем скоро. Дура стала таращиться на него воспаленными глазами и тут же потребовала кругосветный круиз.

Женщины…

Иртышный снова пошел в сад, но теперь отпилил ветку потолще. Придя к себе, он положил ее на наковальню и, рискуя отбить пальцы, двумя ударами молотка вогнал камень в дерево.

После чего исследователь остервенело бросил все это на подоконник и заявил:

– Попробуй только, падла, не роди!

Он взял из коробки последнюю сигару, спустился в сад, запорошенный снегом, и предался на морозе долгой медитации.

Вернувшись в кабинет, доктор, подергиваясь больше от нервного истощения, чем от холода, подошел к ветке, лежащей на подоконнике. Он, поднеся к глазам то место, где сидел уголек, попытался разглядеть, что там да как, но не смог. Тогда Иртышный вынул камень и срезал бритвой тончайший слой древесины в том месте, где был контакт уголька и волокон. Он вставил образец в микроскоп, скривив рот от лихорадки, донимающей его, склонился над бинокулярной насадкой и посмотрел в мощную оптику.