Александр Варго - Двое в лодке (сборник)

Лиза, сунув курносый нос прямо в банку, долго пялилась на изумрудные иголки, а потом разогнулась и спросила:

– Вы из этого мха пенициллин извлекать будете?

Аркадий Петрович пожал плечами:

– Может быть.

– Не интересно, – выдала деточка, резко развернулась и вышла прочь.

Иртышный помнил, как зеленый нарост за первые сутки, пока в доске был камень, увеличился на пару сантиметров, захватил новые площади вокруг уголька. Пришелец явно являлся стимулятором, источником некой силы. Не исключено, что в нем содержалось что-то такое, что могло давать толчок к восстановлению растений и животных, а то и к новой жизни.

Утром доктор расщепил доску, с помощью пинцета аккуратно вытащил камень и опустил его на дно пробирки. На ее боку были нанесены деления, показывающие объем жидкости, находящейся в ней. Иртышный отметил подъем уровня воды, а потом взвесил камушек. Оказалось, что его плотность составляла 4,31 грамма на кубический сантиметр. В полтора раза больше, чем у гранита!

Это был явно не металл, но структура весьма плотная, сравнимая с корундом или какой-то магматической горной породой. Для Земли вещество с такой плотностью скорее экзотика, чем норма.

После удаления камня сосновые иголки росли еще несколько часов, увеличивали площадь захвата. Потом их развитие прекратилось. Культура оставалась зеленой еще два дня, а затем просто изжила себя. Полив и попытка подкормки азотом ни к чему не привели.

День за днем доктор искал проявления живительной силы камня. Он начал с простейших организмов и продвигался вперед семимильными, но бесполезными шагами. Ни инфузории, ни дрожжи, ни дафнии не хотели ни увеличивать численность, ни помирать. При этом уголек был рядом с ними, вступал в непосредственный контакт.

Потом доктор взялся за дождевых червей. Он разрезал их пополам и выбрасывал хвостовые сегменты. Головные должны были бы восстановить весь организм гораздо быстрее, чем через два месяца, как оно и происходит в природе, если бы камушек влиял на них. Но ничего подобного не наблюдалось.

Но корова-то ожила после смерти и получения множества ранений, несовместимых с жизнью!

В какой-то момент психиатр стал сомневаться в словах санитара. Но он всякий раз вспоминал обуглившийся пробитый череп коровы и лишь усерднее брался за исследования. Оказалось, что ему многое нужно было прочитать, вспомнить. Но он не останавливался, рассчитывал рано или поздно получить какой-то результат от своих опытов.

Доктор каждый день смотрел на уголек и с удовольствием отмечал, что фиолетовые вкрапления не тускнеют. Не исключено, что таинственные силы, скрытые в нем, еще живы. При этом он не замечал никакого пульса, изменения цвета или запаха, выделений. С виду камень, пусть не самый обычный, но ничего больше.

Иртышный разочаровался в простейших организмах и решил сделать шаг в сторону. Он пошел на улицу, по дороге напугал своей небритостью медсестру Нинку, отломил от яблони ветку и принес к себе.

Доктор положил ее на стол, привязал камень к срезу и стал ждать. Он как завороженный смотрел на ветку без листьев, лежащую под лампой, в надежде на то, что она зазеленеет.

Ничего подобного не произошло.

Иртышный исчерпал все свои моральные и физические силы, не выдержал и под утро провалился в сон.

Вначале ему снились его пациенты. Коленька сидел на стуле напротив него, достал из кармана деньги и протянул доктору. А Иртышный продолжал мотать перед носом у юноши золотой монетой, висящей на ниточке и надраенной до блеска.

«Ожил Коленька-то, – думал доктор. – Он оправился, выздоровел, теперь предлагает мне деньги. Да, семья богатая. Значит, мне тоже от них перепадет. Я смогу работать, искать и найду.

А почему я все сильнее мотаю золотой монетой? Это неправильно. Маятник нужен только на момент погружения пациента в сон. Ладно, пусть так.

А что должен рассказать мне Коленька?»

Неожиданно худой юноша вскочил со своего места. Это было невозможно! После аварии он не мог ходить. Парень бросился на Иртышного с кулаками, крича что-то неясное, но гневное.

Доктор взмахнул руками во сне. Его плечи дернулись. Иртышный очнулся и почувствовал, что он тяжело дышит, лежа на импровизированной кровати, устроенной из двух кресел.

«Живой, черт меня дери, проснулся. Все хорошо! Свет в окне!»

Первым делом он встал и посмотрел на ветку и камень. Уголек никак не повлиял на растение, зато погрузил Иртышного в жуткую депрессию.

Психиатр помылся, побрился, напоил Серафиму, напился сам, налюбился с ней же и стал похож на человека.