Светлана Бринкер - Исток бесчеловечности. Часть 3. Все мы химеры

Укутав Алисию найденными в лаборатории одеялами, Рен бросился к устройству Биццаро. Но заклинание к тому времени завершилось. Шушун вежливо предложил повторить. Штиллер сказал по-старомирски «нет». Бледное свечение шушуньего лица без возражений погасло. Наследство Биццаро скрылось в сумке ключника до лучших времён.

– …так что я решил воспользоваться тремя ключами сразу, – завершил Штиллер свой рассказ. – Узнают – из гильдии погонят. Риште не Ю, шуток не понимает. Основной принцип ремесла: «одна проблема – один ключ».

– Ну так выйдешь из цеха. Талант-то у тебя из рук не вывалится! – нахмурилась Алисия, баюкая перевязку. Пальцы шевелились уже почти без боли. – Мы вот, амулетницы, ни во что такое не объединяемся. Как коты – работаем сами по себе.

– Ключи проще в гильдии добыть, дешевле, – объяснил Рен, рассматривая призрака и пытаясь представить себе финальный результат его превращений.

– Эвен, – прошептал тоненький голосок. Наёмники оглянулись и обнаружили не «злую машеньку», не призрака ночеградской курицы или другую лабораторную нечисть, а вездесущую малышку Софию.

– Эвен, – повторила она, указывая на пронзённого ключами гомункула.

– А этот тогда кто? – испуганно спросила Алисия и ткнула здоровой рукой в закоченевшего мастера.

– Они все – Эвен, – пояснил Штиллер, недовольный собственной проницательностью: ему не нравились чужие интимные секреты вроде установления подлинного отцовства или способа добычи козявок из носа. – Заподозрил это, когда обратил внимание на умелую работу Ойоны-ключницы. А убедился окончательно, когда Хоффхардом воспользовался. Дом, гигантский механизм, фильтрует из Запретных Вод части новых шушунов, больших и маленьких. Они и есть призраки. Ключами их преобразовывать проще всего. В незавершённом виде творения покидали Дом, становились животными и чудовищами. А «созревшие», полностью сформированные люди оставались здесь, делались родичами мастера…

– Твари, – пробурчала амулетница, заглядывая под бинты. – Чуть руку мне не отъели, гады синие.

– Не отъели, а пробу взяли, – поправил Штиллер. И вдруг, не раздумывая, обнял Алисию, прижал её взлохмаченную голову к своему горлу. И почувствовал: из раздираемого одиночеством близкого существа уходит боль. – Теперь рипендамские гомункулы – немножечко ты, – прошептал он. – От гордости лопаться погоди, у нас тут ещё два дела недоделанных, – и ключник многозначительно взглянул на Софию.

Та сообщила, ковыряясь в ухе:

– Дядьки и тётки не знают, что они – Эвен. Вот и ищут, дураки! Дедушка-мастер загрустил, когда с его домиком в Лиоде беда случилась. Никому тогда его зверюшки не нужны были, ни злые, ни добрые! И все, кто к нему кашу есть приходил, разъехались. Кто в пещеры, кто в песок закопался или в болота залез. Поиграть, в лесу поохотиться не с кем. Новым чудесам нигде не учат, тролли в гости не зовут. Спросишь, почему у вурдалака уши есть, а у пескарика нету, – тут же и казнят, превратят во что-нибудь смешное или дохлое. Дедушка лечил народ немножко, гномок и еремаек, ведьминские дела, – девочка говорила степенно, по-взрослому. – А меня вот как нашёл. В Городе Ночь демоны после казни по крышам увели едва живую. Барик у Эвена лодку-самоловку украл. Плывём вместе, а дед выскочил на пристань и кричит: «Греби к берегу! Королева, будешь моей внучкой!».

Рен искал в детском личике знакомые черты Хет. Алисия тоже пыталась распознать под личиной ночеградку, мать сожжённой принцессы. Имя её почти восстановилось, а вместе с ним возвращалась прежняя личность легендарной супруги Погонщика своры. Оставалось лишь догадываться, добра от этого ждать или неприятностей.

– Когда ты в прошлый раз помер, – впервые к Биццаро обратились таким образом, и обоим даже понравилось, – дед сотворил первого гомункула-родича. Чтобы дружить!

– Это был Эммерик? – слабым голосом уточнила Алисия.

– Ага! Дядя сразу пожелал себе тётю. Дедушка долго с ней возился. Хотел сотворить новую Лену Игел, такую он уже лепил для дракона, когда Лена стала городом. Потом отложил и сделал себе маму. Нашу Бабушку. Тут он со своим игрушечным братиком в первый раз поругался. И не помирился, даже когда получилась тётя. По-моему, дед её сотворил наоборот… не для дружбы! Чтобы ругаться.

– Ты права, детка, – Зерафина стремительно ворвалась в лабораторию. – Значит, мастер – это мы? Тогда я займусь Домом. – Лицо женщины расплылось, скулы смягчились, нос выдвинулся. – По справедливости! – объяснила она невнятно, новый рот её ещё не слушался. – За всё пережитое. Особенно когда выяснилось, что мы с Эммериком не бесплодны. Все отпрыски наши рождались призраками… София, как заставить Дом меня слушаться?