Игорь Ревва: Учуруматхан

Однажды я спросил у Толика, почему Лёша пьёт. И дядя ответил мне: «Чтобы отвлечься от жизни». Я не понял, но спросил ещё, почему Толик его не выгонит. Дядя невесело посмотрел на меня и сказал, что и у него самого тоже есть жизнь, от которой надо отвлечься. Этого я тоже не понял, но в сознании моём с тех пор прочно укоренилась мысль, что и дядя Толик мог бы стать таким, не будь рядом с ним Лёши.

Может показаться странным, что взрослый человек называет родственников и близких знакомых «дядя» – словно маленький ребёнок. Но так почему-то было заведено в нашей семье. Наверное, полагали, будто таким образом можно научить детей и подростков уважать старших.

Уважения, сами понимаете, этим не добиться; дядя Толик вообще заслужил его относясь уважительно ко мне, ведя себя со мной на равных, как со взрослым – даже когда мне было очень мало лет. Единственное, что прижилось у меня, это скомканное «дядьтоль», пережившее человека, к которому я так обращался до последних его дней.

«Дядя Лёша» – обращение из этой же категории. И даже сегодня мне удобнее и привычнее вспоминать о них, как о «дяде Толике» и «дяде Лёше», а не как об «Анатолии Пангееве» и «Алексее» вообще без фамилии.

Лёша – школьный товарищ Толика. Одинокий, без семьи. О себе рассказывал крайне редко, я даже и фамилии его не помню. Улыбчивый и общительный, но, как я раньше говорил, пьющий. И подобное не нравилось уже моей матери. Таким образом эта, всегда неразлучная, парочка у нас в квартире практически не появлялась. Но в Хырдалан я ездил раза два-три в месяц, пока учился в школе и институте. И даже вернувшись из армии я нередко захаживал к Толику, хотя уже и не так часто, конечно. И почти всегда я встречал там Лёшу, который медленно, но верно, спивался – это было видно и по его виду, и по речи, и даже по взгляду.

Именно тогда я заметил тот отвратительный кисловато-перегарный запах, появившийся в доме. Я продолжал там бывать, играть с Толиком в нарды, курить вдвоём на крылечке (он по-прежнему отдавал предпочтение крепким, дешёвым и удивительно вонючим сигаретам без фильтра) и вести интересные и увлекательные разговоры. Но основной причиной этих визитов было моё беспокойство за Толика – я немного опасался, что Лёша потянет его за собой, и дядя тоже начнёт прикладываться к бутылке.

К тому времени Лёша в наших беседах уже не участвовал. А если и встревал в них, то всегда с какими-то неуместными комментариями на совершенно не относящиеся, как мне тогда казалось, к разговору темы. Комментарии эти сильно раздражали Толика, как будто Лёша начинал выбалтывать какие-то важные секреты. Он обрывал Лёшу, старался перевести разговор на что-нибудь другое, а иногда просто давал ему червонец и посылал за водкой, которую мы потом на троих и распивали.

В восемьдесят восьмом году Лёша исчез, что меня совершенно не удивило. Толик очень переживал это. Он сделался замкнутым, молчаливым, и едва ли не в каждом разговоре съезжал на конец света, который скоро наступит. Я уже всерьёз опасался, что Толик начнёт пить – по примеру Лёши, – но этого не произошло, хотя курить он стал не в пример больше.

Семьи или других близких у него не было, и ещё в девяносто пятом он начал говорить о завещании. В две тысячи втором у него случился инсульт, и последние три года жизни дядя Толик провёл у меня дома, в Арменикенде 2 2 Арменикенд – народное название первоначально посёлка им. Шаумяна (впоследствии – им. Мамедъярова), а затем жилого района Баку. . Разум его к тому времени отказал окончательно. Он путал слова и языки, которыми раньше хорошо владел, часто употреблял незнакомые и непонятные выражение и, я не уверен в этом, но сейчас мне кажется, что тогда-то я впервые и услышал странное и прежде незнакомое мне слово: «Учуруматхан».

Не знаю, так ли это. Ведь когда я, много лет спустя, увидел то же слово в подвале, на выпавшей из чемодана папке, то вспомнился мне не дядин бред, а надпись на стене над рабочим столом Вагифа Асадова.

А может быть я и не ошибся, а просто память в первую очередь откликнулась на наиболее яркое событие, что сидело в ней. Ведь что может быть ярче надписи на светло-бежевой стене, сделанной кровью?

Компания «AIE» («Arkham Innovative Enterprise»), в которой я работал последние пять лет, располагалась на шестом этаже Международного бизнес-центра менее чем в ста метрах от печально известного дома с «лифтом-убийцей». Только Бизнес-центр этот находится на противоположном, вышерасположенном углу квартала 3 3 Поскольку фантастическая интерпретация реальных событий иногда почему-то трактуется, как искажение фактов (были уже прецеденты), автор старается избегать в тексте современных названий улиц и конкретных адресов. Все прежние названия сохранены. . Если знать страстную любовь моего напарника Вагифа Асадова к мистике, то надо ли уточнять, что одна только эта трагедия – я говорю сейчас об убийстве в многоэтажке – уже произвела на него сильнейшее впечатление.