Виталий Конеев - Детство на тёмной стороне Луны

Мать после суда приказала Матвею принести ей адреса своих сестёр и братьев, потому что, как она сказала мне, вернувшись с «зоны», при таком-то отце дети подохнут. Она продиктовала письма, чтобы родственники забрали нас, детей. Но её братья и сёстра не приехали к нам, потому что их так воспитала моя бабушка, равнодушная польская красавица.

Будучи маленьким ребёнком, я видел ужасное поведение кошки, а потом и собаки. У нас было много кошек. Одна из них окатилась. И едва котята появились, как кошка ушла к банке с молоком. Мы, дети схватили её, положили на бок и сунули к её животу котят. А она свирепо поцарапала, покусала наши руки и убежала. Мы её вновь поймали, и я подавил пальцами на сосок, но молоко не шло. Котята подохли через два-три часа. Для нас детей – это был ужасный шок. Но точно так же, поступила моя бабушка в отношении своих детей.

Они появились в нашем дворе сразу после того, как я и Матвей вернулись в домик. Мужчина и женщина были похожи друг на друга толстоватыми, гладкими мордоворотами, какие всегда были у служащих. На них были чёрные, стёганные ватники.

Я чувствовал что-то нехорошее в душе и внимательно следил за ними, быстро, бегом перемещаясь по «холодной» комнате. Брат выглядывал из открытого входа в маленькую комнату – избу. Мужчина и женщина старательно отворачивали от меня свои гладкие лица.

Мужчина морщился лицом, тихо сказал:

– Матвей, скажи ему, чтобы он ушёл.

Матвей замахал в мою сторону руками.

– Витька, иди на улицу, играй там.

Но я не уходил. И тогда мужчина опустил руку в правый карман куртки, вынул что-то и, прикрывая от меня левой рукой правую ладонь – я стоял слева от мужчины – протянул её Матвею, говоря:

– Много даю, Матвей. На, держи.

Матвей, скаля зубы, закивал головой, принял горсть монет и, торопливо ведя руки, сунул их в нагрудные карманы гимнастёрки. Он не поднял клапаны карманов, и монеты упали на земляной пол. И я увидел их. А когда на следующий год Толик Уразов после первого класса научил меня считать, я мысленно подсчитал сумму монет, которые получил Матвей: ПЯТЬДЕСЯТ копеек (старыми деньгами). Булка хлеба тогда стоила полтора рубля.

Едва мужчина передал Матвею монеты, как толстоватая женщина выскочила вон из комнаты во двор. Я побежал за ней. Она на бегу выхватила из кармана белую тонкую витую верёвку и большой кусок хлеба.

Наша корова непрерывно мычала, и Матвей выпустил её из землянки. Но корова каждый день продолжала мычать. Матвей её не кормил и не поил. В последнее время она замолчала. Стояла в огороде у забора усадьбы дяди Ильи и смотрела на улицу.

Женщина на бегу протянула корове кусок хлеба, и корова жадно схватила его и подавилась. Согнулась, громко кашлянула, а потом проглотила хлеб. А женщина, торопясь, попыталась завязать верёвку на рогах коровы и не смогла. Её холёные пальцы никогда таким делом не занимались. Она выхватила из другого кармана второй кусок хлеба, показала корове и трусцой побежала на улицу. А корова скачками устремилась за нею, и они скрылись в переулке. Оттуда, из переулка на меня смотрели Деевы, Сашка, Генка и Любка….смеялись и корчили рожи. А из окон дома тёти Нюры смотрела вся её семья.

На улице напротив нашего дома стояла большая группа людей. И они тоже смотрели на Матвея, на наш домик, смеялись, хлопали себя по задницам.

Из переулка выскочила телега и быстро подкатила к нашему дому. Она ещё не остановилась и двое мужиков ещё не спрыгнули на землю, а Матвей выгнал из стайки нашего борова. Его худой живот свисал до земли. Наверное, он предчувствовал, что его убьют. Свиньи самые умные животные на планете. Они умней обезьян и собак.

Боров нарочно падал на землю и не вставал, когда Матвей и мужики били его палками и поленьями. И молчал, потому что долго голодал и долго ревел в стайке. Они трое подняли его на ноги, а потом поволокли на верёвке. Матвей снял калитку. И мужики втянули борова на телегу.

Только они отъехали от нашего двора, как появилась длинная, узкая телега, и с неё спрыгнули молодые парни. Идя по двору, они громко говорили:

– Матвей, у нас всё честно. Мы русские, обманывать не умеем!

В «холодной» комнате в углу была загородка, куда мать высыпала десять мешков пшеницы, полученные Матвеем за трудодни (Это была «зарплата», которую колхоз выдавал один раз в год).

Матвей, торопясь руками, повесил под потолком комнаты на «матку» «безмен». И опять, торопясь, Матвей ведром сыпал пшеницу в подставленный парнями мешок. Наполнял наполовину и подвешивал на «безмен», который весь опускался вертикально. Матвей, щурясь, смотрел на металлическую линейку, словно знал, что это такое. А парни говорили: