– Обед! Обед! – истошно надрывалась буфетчица Валечка, гремя тележкой по коридору.
В жизни Валечка привыкла добиваться всего шаг за шагом, постепенно. Поэтому, развозя еду, она сперва раздавала самые маленькие на ее взгляд кусочки, потихоньку переходя к более крупным шмоткам. Это не могло не сказываться на внешнем виде больных. В итоге обитатели ближних к столовой палат выглядели дистрофично, середнячки сохраняли желудочный комфорт, а последние в очереди и вовсе страдали переизбытком массы. Иногда Валечка пыталась восстановить утраченный баланс, начиная с конца. Но ей так меньше нравилось, и вскоре она возвращалась к привычному порядку распределения питания.
Степану Павловичу в этом плане повезло. Ему, как жителю отдалённых регионов, досталась широкая тарелка свекольника и львиная доля мясного суфле.
– Приятного аппетита, дражайший, приятного аппетита! – сказал Пётр Моисеевич.
Он зашёл проведать постояльца, а заодно и одарить его надеждой. Брамс знал главное правило врачебной практики: чем чаще заходишь к больному, тем дольше пациент останется в больнице. Никто не откажется от повышенного внимания уважаемого специалиста просто так.
– Должен обрадовать вас: мы с моими коллегами решили начать лечение в скорейшем времени, а именно завтра. Да-да, уже завтра! – объявил врач.
– Завтра? А почему не сегодня? – спросил Сбитнев, позвякивая вилкой об тарелку. Наклоняясь к еде, он касался пуговицами поверхности стола, чем вызывал к жизни ещё один звук, неприятно лязгающий, как старая задвижка.
– О-хо-хо, куда вы так спешите, ума не приложу! Вам не следует торопиться: у вас очень редкое заболевание.
– Редкое? – удивился Степан Павлович. – Это какое же?
– О, мы пока затрудняемся сказать, – ответил Брамс, – но, несомненно, предстоит много работы. Завтра вы начнёте принимать специальные лекарства, подобранные нами по индивидуальной методе. Это поможет вам, да-да! Пренепременно! – и похлопав Сбитнева по плечу, доктор удалился…
В два часа ночи Степана Павловича разбудил чей-то смех. Луна бесстыже смотрела в окно, разложив на тумбочке серебристые лучи. В наэлектризованной ночным покоем атмосфере хлопнула дверца злополучного шкафа. Сбитнев соскочил с кровати.
– Кто здесь? – яростно воскликнул он, распахивая гардероб.
На полке, поддразнивая, лежала игральная карта, шестёрка крестовой масти. «Странно. Раньше я её не видел», – подумал Сбитнев. Он повертел карту в руке, потом бросил её на стол и отошёл обратно к койке.
Смех повторился, гораздо ближе и явственней, и дополнился глухим стуком за стеной, будто что-то тяжёлое упало с большой высоты.
«А, ну всё понятно. В соседней палате дурачатся», – решил скептически настроенный пациент. Приблизившись к столу, он ударил кулаком в стену над ним и рявкнул:
– Прекратите там! Пора бы уже угомониться! Приличные люди давно видят десятый сон!
Ему никто не ответил. Степан Павлович фыркнул, сдвинув брови.
– Дурачьё! – пробормотал он себе под нос, укладываясь обратно в постель. – Непременно пожалуюсь на них Петру Моисеевичу, если такое повториться…
Плотно позавтракав, Степан Павлович испросил у Брамса соизволения немного прогуляться. Что и говорить, несмотря на склонность к уединению, весь день томиться в душной комнатке Сбитневу не хотелось. Перед выходом он, также предварительно испросив соизволения у Брамса, заглянул в кабинет врача и телефонировал своей экономке, Аделаиде Демьяновне. Он велел ей немедля навестить его, потому что имел к ней срочное дело касательно яблок. Больше всего на свете Степан Павлович любил яблоки. Ну, после себя, разумеется.
На прогулке, коей массово баловались и прочие пациенты, ибо находили в ней единственную усладу, Сбитнев заметил странную вещь. Стоило ему пройти мимо кого-нибудь, позвякивая, как человек тут же провожал его сочувствующим взглядом и даже порой оборачивался вслед. Это было тем более удивительно, что знакомств Степан Павлович здесь пока ещё не завёл. Однако люди уделяли ему такое внимание, будто не просто знали его, а знали нечто о нём . «Может, распространились какие-нибудь слухи о моей редкой болезни?» – думал Сбитнев, чинно неся свой вес по дорожкам. Впрочем, от беспокойных размышлений его отвлекла дама в чудесной сиреневой накидке.
– Степан Павлович, кажется? – учтиво обратилась она к нему.
– Да, – кивнул Сбитнев, приподнимая шляпу.
– Ваша тётушка Зинаида узнала, что вы захворали, и отправила меня передать вам эту колоду карт в качестве скромного стимула к выздоровлению.
Читать дальше