Брамс уткнулся в свою тетрадку и замолчал. Степан Павлович занервничал. Он, конечно, слышал, что врачи – занятые люди, однако надеялся хоть на какую-нибудь протекцию; ведь когда-то Пётр Моисеевич лечил его троюродную тётку по материнской линии.
– Вы считаете, мне непременно потребуется лечение? – наконец спросил он.
– Ну разумеется! – загнусил Брамс, гневно приподнимая брови. – Уверяю вас, случай серьёзный. У меня есть все основания предполагать тахикардию или хронический синусит! А это вам не шутки шутить. Да-да, не шутки! Впрочем, у меня и без вас забот полно, – и он снова уткнулся в свою тетрадку.
– О Боже! – испугался Сбитнев, ничего не смыслящий в медицине. – Ну на ваше мнение я полагаюсь. Ведь вы излечили мою троюродную тётку, Зинаиду Дмитриевну, а вернуть к жизни почтенную даму дорогого стоит. Если вы считаете необходимым, я немедля поступлю к вам на лечение, – закончил Степан Павлович.
– Вот и прекрасно! – просиял доктор; от его гнева не осталось и следа, чему больной обрадовался несравненно больше, чем предстоящему обследованию. – Я сейчас же доложу о вас своим подчинённым, и мы примем срочные меры, ха-ха! Да-да, самые срочные!
Окрылившись перспективами новой деятельности, Брамс выпорхнул из кабинета. Уже через минуту Степан Павлович лежал на кушетке, окруженный целой когортой светил медицины. Правда, глубокая пальпация выявила лишь склонность к меланхолии, истерии и обжорству у поступившего пациента. Но по общему заключению, недостаток симптоматики не только не говорил о бесполезности изысканий, а наоборот, подтверждал всю серьёзность заболевания. Посовещавшись, Сбитневу сочли нужным предоставить отдельную палату, умеренное кормление и постоянный надзор. Пётр Моисеевич лично взялся проводить новоиспеченного больного в «покои».
– Мне придётся здесь сильно задержаться? – робко поинтересовался Сбитнев, боясь опять разозлить уважаемого лекаря.
– Как знать, голубчик, ха-ха, как знать, – ответил Брамс. – Вы не переживайте, располагайтесь по-домашнему.
– А могу я направить пару указаний моей экономке? – продолжил вопрошать Сбитнев.
Обращаясь к доктору, он непрестанно размахивал руками, из-за чего пиджак его развевался и хлопал по животу, как несмазанная дверь.
– Ну, разумеется, дорогой мой, разумеется! Вы можете даже телефонировать из моего кабинета, – заговорщически подмигнул ему Пётр Моисеевич.
– Спасибо, спасибо большое! – довольно разглагольствовал пациент. – Премного благодарен.
– Послушайте, Степан Павлович. Так вас, кажется? Да-да, Степан Павлович, вы верите в духов? – неожиданно спросил Брамс.
– В духов? В смысле, в призраков? – уточнил собеседник.
– Да-да, в призраков, именно в них…
– О нет, ни в коем разе не верю, – поспешил заверить Сбитнев. – По-моему, всё это редкостная, ну редкостная глупость!
– Да, вы безусловно правы, полностью с вами соглашусь, ха-ха… Именно глупость, да, несусветнейшая чушь! А вот и ваша палата, – врач пригласительным жестом указал на небольшую комнатку.
Это была самая дальняя комната на этаже, последняя палата у окна. Рядом находилось несколько необитаемых кабинетов, закрытых на ремонт. Прочие «покои» занимали этаж с середины коридора до лестницы и отличались от этих гораздо более высокой плотностью населения на метр квадратный. В некоторых ютилось по семь, а то и по десять больных. Степану Павловичу же предстояло отдыхать в гордом одиночестве. Будучи натурой необщительной, он не особо опечалился.
– Скоро привезут обед. А пока располагайтесь, – улыбнулся Пётр Моисеевич.
Оставив пациента, он прямиком направился к своему помощнику Виктору Младышеву, юному талантливому специалисту. Виктор обучался у Брамса, вёл небольшую частную практику и строил честолюбивые планы на будущее, в которые помимо всего прочего входило и желание сместить спесивого учителя с высокого поста. Впрочем, пока эта перспектива маячила далековато за неимением достаточного опыта, а также из-за извечной привычки стариков всеми клетками тела врастать в свои «тёпленькие местечки».
Такое коварство мыслей не мешало Виктору ассистировать Брамсу в исследованиях, причём весьма удачно. На данный момент на повестке дня у Петра Моисеевича стояло написание монографии под названием «Развитие шизофрении у людей со скептическим складом ума». Вдвоём с Виктором они собрали обширный материал, однако необходимо было провести ряд экспериментов, чтобы закончить работу.
Читать дальше