Сидя в коляске мотоцикла с этим сливовым трофеем, я с тревогой посмотрела на горизонт, который окрасился спокойным жёлтым цветом. Солнце уже исчезло, забирая с собой последние лучи, а ночь ещё не пришла. Сумерки всегда вызывали во мне какую-то необъяснимую тревогу – словно каждый раз смена небесных тел над головой заставляла меня сомневаться в их обратном появлении на небосклоне.
Когда мы подъехали к дому, уже почти стемнело, и, вылезая из коляски, я почувствовала слабый укол в ногу. Щепка, о которой я, кажется, уже забыла, словно ожила и напомнила мне о себе. Задержавшись на улице, я аккуратно достала её из кармана и с содроганием увидела, как она блеснула слабым зелёным светом. Пряча её, как воришка, от посторонних глаз, я ещё раз внимательно вгляделась в дерево. Ближе к широкому краю моего трофея красовался магический знак. Он был оборван в самом конце и схематично напоминал человека, который лежит на боку с тремя парами рук. Я медленно провела по высеченной букве большим пальцем правой руки, и та на миг потускнела, точно так же, как и на колесе дяди Володи прошлой ночью. Тревога разрасталась всё больше и больше, и сумерки теперь были здесь совершенно ни при чём.
Всё ещё находясь в полной растерянности, я села ужинать.
– Бабуля, как ты думаешь, если заклинание на доске прервано, то эта деревяшка уже ничего не может сделать человеку? – как мне показалось, издалека начала я.
– Я не знаю, как действует эта магия и в каких целях. Единственное, что приходит мне на ум, так это то, что из этого дерева был сделан какой-то магический предмет. Колдун всеми силами пытается вернуть все части такой важной для него вещи. А значит, от целостности этого предмета что-то сильно зависит. И кто знает – возможно, он даже оживёт, собрав его, – немного растерянным голосом, делая большие паузы между фразами, ответила она.
– Мёртвый колдун оживёт? – голосом, полным сомнений и какого-то первобытного страха, переспросила я.
– Иначе ему нет никакого смысла собирать всё до щепки.
«Всё до щепки…» – эхом раздалось в моей голове. Дедушка заметно оживился, слушая наш диалог. Обычно он хоть и слушал наши разговоры, но, казалось, особого интереса к ним не проявлял. Столько лет живя с практикующей белой ведьмой, конечно, он верил во всё, что происходило с нами, но будто бы не воспринимал эту информацию всерьёз, или мне просто тогда так казалось. Но этим своим поведением он как бы создавал баланс естественного и сверхъестественного в нашем доме.
Выслушав короткий, но ёмкий диалог, он погладил себя по седой бороде и обратился к бабушке:
– Душа моя, это не тот ли самый колдун, дом которого сожгли двести лет назад?
Бабушка не слышала этой истории; она нахмурила брови и попросила поподробнее всё рассказать. Дедушка горделиво потребовал порцию чая с лимоном, и мы внимательно принялись его слушать.
– Когда я был босоногим мальчишкой, ещё мой дед рассказывал, как за лесом жил очень сильный колдун. У него был знатный деревянный дом, где он пропадал дни и ночи, и чрезвычайно редко появлялся на людях. Жил он совсем один и никому не мешал, если не считать странных явлений вокруг. Поговаривали, что по ночам жители деревни слышат, будто кто-то пролетает над крышами домов, словно огромная птица. Одни говорили, что видели чёрную тень близ его дома, разгуливающую по пшеничному полю. Тень та была небывалых размеров – раза в два выше человеческой, оттого и пошёл слух в народе, что колдун связан дружбой с самим дьяволом. Другие думали, что тень и есть хозяин дома в своём истинном обличье. Но самыми распространёнными были рассказы о том, что если он глянет на любую понравившуюся ему девицу своим особым чарующим взглядом, то та мгновенно влюбится в него. После такого единственного взгляда девушка уже не могла забыть колдуна до своих последних дней, всю жизнь мучаясь в любовных страданиях и часто так и не выйдя замуж. Так случилось и с моей собственной двоюродной прабабкой. Когда она была молодой девицей, они пошли с матерью на праздник Масленицы. В ту пору сооружали небывалых размеров чучело из лесных веток и прутьев и поджигали его. На это зрелище сходилась посмотреть вся деревня. Так, в толпе, мать и не заметила, как её дочь пленил чарующий взгляд. Она лишь увидела уходящего высокого человека в чёрном плаще с вьющимися волосами по плечи и тонкой тростью в руке. Именно таким все, видевшие колдуна, и описывали его.
Прабабка моя была очень красивой девицей, с большими открытыми голубыми глазами, пухлыми губами. На её щеках неизменно красовались ямочки и бледный румянец, а всё это украшала копна кучерявых светлых волосы до пояса. Парни со всех деревень ходили свататься к ней. Девица всех высмеивала, и вместо того, чтобы выбрать кого-то в мужья, проводила вечера одна у зеркала либо в окружении подруг, всё ещё подшучивая над женихами. Но с того вечера прабабка сильно изменилась. Её было не угомонить: она постоянно смотрела в окно, кого-то выглядывая в темноте. Ближе к полуночи её охватила истерика, и она принялась рваться в ночной лес. Весь дом успокаивал красавицу, пытаясь выяснить причину её душевных мук. Но девушка, ничего не объясняя, лишь рвалась прочь из дома, словно дикий зверь. Семья решила запереть её, а наутро позвать городского врача по душевным недугам. Их расстройству не было предела; особенно горевал отец семейства – он был зажиточным крестьянином и всю жизнь работал, чтоб выдать дочерей за городских женихов с титулом, обеспечив своему роду лучшую жизнь. Особые чувства и надежды он питал к старшей дочери; она удалась красотой и нравом в него, и он, кажется, не спал всю ночь, подходя к её двери и прислушиваясь, успокоилась ли любимая дочка.
Читать дальше