Жан Рэ - Точная Формула Кошмара

— О да! Ромеона, нет, мадмуазель Мари, я так любил вас. И теперь… я знаю судьбу. Моя судьба — любить вас. Ради этого я повиновался книге, воззвал к помощи… Великого Ноктюрна.

Ужас, напряжение, удивление означились на ее лице.

— И ради этого вы меня вырвали из могилы? Завороженный своим откровением, Теодюль не расслышал ее фразы.

— Прошлое… вообразите человека, который живет только прошлым, который только… вспоминает. Понимаю: сейчас меня вернули в него!

Тремя днями позже комиссар Сандер трудился над новым рапортом, который его секретарь перечитывал, правил и копировал в трех экземплярах. Рапорт имел следующий подзаголовок: «Исчезновение горожанина, именуемого ниже Теодюль Нотт».

Бедный Сандер, вероятно, просто бы спятил с ума, если б увидел, что в эту минуту упомянутый горожанин мирно курит трубку близ водокачки на площади Песочной Горы. Через два часа он прошел рядом с комиссаром мимо освещенных окон кафе «Мируар» и свернул вместе с ним на улицу Корольков, направляясь в таверну «Альфа».

Но таверна сия не существовала ни для Сандера, ни для остальных — она располагалась вне времени простодушного комиссара и его сограждан, равно как и сама жизнь месье Нотта.

Ибо Сандер и остальные не были посвящены в тайны старой книги и Великий Ноктюрн не заботился о них.

И однако жизнь Теодюля Нотта ни в чем не напоминала сон: экзотический интерьер таверны, жгучая любовь Ромеоны, или мадмуазель Мари, придавали его бытию сладостную реальность.

— Не хотите ли повидать «других»? — спросила однажды возлюбленная.

Теодюль долго раздумывал, прежде чем уяснил смысл этих слов. Было воскресенье, стояла прохладная, но приятная послеполуденная погода. Они покинули таверну и спустились по улице Корольков к площади Сен-Жак. Там царило веселье: на импровизированной сцене музыканты сельского оркестра били в литавры и большие барабаны.

Они прошли, невидимые, сквозь оживленную толпу, поскольку двигались вне времени толпы. Когда мост остался позади и внизу раскрылся озаренный солнцем Гам, месье Нотт забеспокоился.

— Мы идем… ко мне?

— Конечно.

Мадмуазель Мари нежно сжала его руку.

— И…? — Теодюль смутился вконец.

Она пожала плечами и увлекла его дальше.

Войдя в лавку, он услышал томное пенье:

« Откуда ты плывешь, серебряное диво »…

И нисколько не удивился, увидев в салоне капитана Судана мадмуазель Софи за клавесином, матушку, вышивающую нелепый узор на желтых домашних туфлях; как ни в чем не бывало, он уселся рядом с отцом, курившим длинную голландскую трубку.

Ничто в домашней, воскресной атмосфере не напоминало о том, что эти существа провели тридцать лет в могиле. Никто не приветствовал Теодюля, никто не поразился его более чем пятидесятилетнему возрасту и появлению с мадмуазель Мари.

Его подруга была одета в скромное шерстяное платье, отделанное стеклярусом. Куда девалась роскошная туника, сверкающая серебряными нитями, в которой Ромеона покинула таверну «Альфа»? Так и надо, все это в порядке вещей, решил Теодюль.

Они поужинали с аппетитом, и Теодюль вновь ощутил вкус винного соуса и лука-шарлота, рецепт коего матушка всегда хранила в секрете.

— Не стоит, Жан Батист, ничего хорошего в книгах не узнаешь.

Так мама Нотт ласково упрекала своего мужа, украдкой поглядывающего на книжные полки.

Они расстались поздним вечером: Теодюль и мадмуазель Мари вернулись в таверну «Альфа». Его поразила неожиданная мысль:

— Странное дело! А почему мы не встретили капитана Судана?

Его спутница вздрогнула.

— Не говорите о нем, ради нашей любви, не говорите о нем никогда!

Теодюль посмотрел на нее с любопытством.

— Так, так. И все же хотелось бы узнать… И тут в его голове все перепуталось.

— Мне кажется, я уже слышал все, о чем говорили папа и мама. И я определенно когда-то слышал концерт на площади Сен-Жак и когда-то ел за ужином…

Возлюбленная перебила несколько нетерпеливо:

— Разумеется… Ты блуждаешь среди картин прошлого.

— Но получается… папа и мама Нотт, мадмуазель Софи… мертвы?

— Да. Или почти…

— А ты?

— Я?

Это «я» она выкрикнула с дрожью, с ненавистью.

— Я? Ты вырвал меня из могилы, чтобы сделать своей рабой, своей…

Черная молния прочеркнулась в ее глазах, нечто зловещее, беспощадно враждебное, может быть, просто игра теней — в этот момент огоньки свечей изогнулись от вечернего ветерка, пахнувшего из полуоткрытого окна… Теодюль задумался на минуту.