Ярослав Гончар - Гроссмейстер

– Притормози у того магазинчика, – гроссмейстер показал небольшое здание с вывеской «Все лучшее у Фрэнка». Грин, медленно перестраиваясь в правый ряд, посмотрел на шахматиста в зеркало заднего вида, он все понимал.

– Пять минут, – бросил Тишман, открывая заднюю дверь, после того как машина припарковалась.

Через некоторое время гроссмейстер вернулся, держа в руках большую бутылку джина и несколько пачек сигарет.

– Алан, тебе нельзя, врач запретил алкоголь, – Кэтрин с испугом посмотрела на него.

– Если ты не заметила, то и жить он мне тоже запретил. Трогай, шеф, – он махнул рукой, как будто запрыгнул в такси.

Вклиниваясь в поток автомобилей, Натан вынул прикуриватель и подал его Тишману, не проронив ни слова.

Алан стоял и смотрел в зеркало, разглядывая себя: ровный нос, короткостриженые русые волосы, легкая дневная щетина, все как всегда, но какая-то деталь не давала покоя. Что-то неуловимое, оно вызывало ощущение перемены, с этим «что-то» отражение казалось другим, не его. И внезапно все стало на свои места: глаза, уставшие серые глаза, – в них проскальзывало что-то неуловимо тяжелое, сотни бессонных ночей и жизненных ошибок. Вот что он не замечал раньше – выражение глаз как отпечаток всей жизни. Победы и поражения, ложь и истина создали тот самый взгляд, который выражал саму суть его души. И среди всего этого особенно выделялась обреченность, то самое состояние человека, который осознает скорый конец. И все же глаза в зеркале казались спокойными, даже скорее смирившимися, готовыми принять судьбу, какой бы она ни была. В одно время бытовала теория, что на войне видно тех, кому суждено погибнуть, как будто они отмечены смертью. Один старый вояка рассказывал, что перед боем, посмотрев на солдат, он видел тех, для кого этот самый бой станет последним, и всегда оказывался прав. И, рассматривая свое отражение, Алан подумал, что теперь он сам один из тех солдат. С трудом оторвав взгляд от зеркала, Тишман пошел к окну, по пути наполняя бокал. Из окна открывался прекрасный вид на город. Улицы, как узкие ходы в лабиринте, разрезали сплошные громады высоток, уходящих в небо. Большое количество автомобилей и прохожих создавали ощущение муравейника, но муравейника современного, блистающего своим великолепием. Все было подчинено управляемому хаосу. На этих улицах, в этих огромных домах, люди рождались, жили и умирали. Здесь любили, предавали, творили и разрушали. Тишман представил себя на этих улицах, в этом доме, в этой квартире. Он видел себя, сидящего за шахматной доской и разрабатывающего новую стратегию для победы над очередным соперником. Потом спешащего в магазин за продуктами, бегущего на важную встречу и возвращающегося назад в квартиру. И так снова и снова. И в конце мертвого на кровати, вокруг которой стояли друзья и знакомые. Похороны. И снова эти улицы и дома, но уже без него. Ничего не изменилось, новый чемпион, новые прохожие, новый день и старый муравейник. Гроссмейстер залпом осушил бокал и рассмеялся.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.