Владимир Сулимов - Дурной глаз

Запах вызвал в памяти Олега репортаж, который он делал на заре своей карьеры. Некий торчок забрался в ванну и перерезал себе вены. Наркоман жил один, и никто его не хватился, пока вонь не просочилась на лестницу. Квартиру вскрыли, труп увезли, но жижу из ванны так и не слили. Дверь опечатали, а дальше – июль, жара… Когда квартиру вскрыли повторно, миазмами успел пропитаться весь дом. Ванна оказалась полна чёрной вязкой плесени – извращённой жизни, эволюционировавшей из смерти. Несколько лет эта картина преследовала Олега по ночам. Как и зловоние. Иногда ему снилось, что в ванне лежит он сам.

И вот воспоминание вернулось. Желудок Олега сжался в мучительном спазме.

– Грешники повсюду, – продолжал тем временем Глашатай. – Даже в этих стенах. Но те из них, кто оказался здесь, имеют надежду спастись. И я хочу сказать этим Жаждущим Истины: Предвечный Творец любит вас! Я ЛЮБЛЮ вас! Очистите сердца покаянием, дабы приняли они Благодать. Ибо нет места Истине в сердце ЛЖЕЦА! Станьте нашими Братьями и Сёстрами! Станьте частью Круга! Скованными одной цепью. Связанными одной целью.

К последним словам Олег оказался не готов. Сдерживаясь, чтобы не фыркнуть, он даже огляделся, не поддержит ли его кто из собравшихся, однако не увидел на лицах и намёка на веселье.

– Сегодня особенный день, – заговорил Глашатай умиротворяюще. – Сегодня, друзья, Предвечный Творец одарит Благодатью тех Жаждущих, кто достоин. День Чудес, – и внезапно он закричал так, что на шее вздулись вены. – Вы желаете ЧУДЕС?! ЕГО чудес?!

Они желали. Ещё как.

– И вы их получите, – снова успокоился выступающий. Он как будто сделался чуточку выше. Исчезла пухлость щёк, а с ней и юношеская миловидность, проступили скулы. Олег нахмурился. Похоже, решил он, первое впечатление насчёт внешности Глашатая обмануло его.

– Служители ложных богов сулят вечное блаженство в посмертии взамен на страдания в жизни земной. Не напоминает ли это вам торговых представителей, предлагающих сомнительную сделку с отсрочкой исполнения? – Презрительная усмешка. – Предвечный Творец дарует своим чадам бесконечную жизнь во благе ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС! Вы узрите сами. – Глашатай сделал театральную паузу. Присутствующие, казалось, забыли дышать. Глашатай, сдвинув брови, всматривался в толпу. С ударом гонга он выкинул руку перед собой в жесте выбора.

– Жаждущая Инна!

На амвон взошла крупная дама лет тридцати с парой чёрных девчачьих косичек. У неё были некрасивые очки в пластмассовой оправе. Взяв женщину за плечи,

Глашатай развернул её к толпе. Тут Олег в первый, но не в последний раз за вечер усомнился в ясности своего рассудка. Как он успел заметить, женщина была высока… и всё-таки ниже Глашатая на полголовы.

«Он растёт», – произнёс холодный голос в голове Олега. Голос незнакомца.

– Жаждущая Инна, – обратился пастырь интимным тоном. – Поведай нам о своём Изъяне.

Инна уставилась в пол.

– У меня наследственная близорукость, – пискнула она. – Минус семь. Она прогрессирует.

Глашатай Давид сочувственно кивал на каждое слово, а Олег не мог не думать о его тонких паучьих пальцах, смакующих мясистые плечи женщины, мацающие их, как тесто.

– Готова ли ты принять Благодать?

– Да… – сорвалось с её пухлых губ. – Да, о да.

– Тогда ты знаешь условие. Покаешься ли ты перед Кругом в своём самом страшном Грехе? – спросил Глашатай ещё тише, но так, что услышали все.

Инна медлила.

– Ибо нет места Истине в сердце, где живёт Ложь, – увещевал Глашатай мягко, но настойчиво. – Нет места Благодати в голове, где поселился Грех.

Инна зажмурила глаза и сделала шаг вперёд. Она решилась.

– Когда я была девочкой, я подсматривала за родителями, как они делали секс. – По толпе пронёсся вздох. – Я вожделела… Я вожделела своего отца. Поэтому я слепну. – Она всхлипнула. – За это мне наказание.

– Зрение вернётся к тебе, Инна, Жаждущая Истины, – сказал Глашатай кротко. Он притянул её к себе и поцеловал в щёку. Из-под век женщины потекли слёзы.

Затем Глашатай Давид порывисто отошёл в сторону. Повернулся спиной к толпе. Его голова упала на грудь. Он казался Олегу скверным ярморочным фокусником, однако зал замер в предвкушении.

Ударил гонг. Плечи Глашатая мучительно вздрогнули. Руки взметнулись к груди, и было похоже, что он пытается её расцарапать. Несмотря на эхо гонга в ушах, Олегу послышался другой звук – слякотный, рвущийся, как будто что-то лопнуло. Ванна, в которой умер наркоман, вновь предстала перед его мысленным взором. Плечи пастыря вздрогнули сильнее. Потом он повернулся, простирая к собравшимся правую руку. С его пальцев свисало нечто, напоминающее два длинных и плоских медицинских жгута. Они слабо шевелились. Зал ахнул – не от отвращения, а в экстазе.