Рита Харьковская - Миры и Судьбы. Книга первая

Но как оставить жену с детьми одних? Неизвестно, сколько дней займут его поиски.

Людвиг подпорол кармашки на поясе и, высыпав часть червонцев, отправился в дом к крестьянской семье.

Увидев царские червонцы, крестьяне не стали долго раздумывать, и согласились присмотреть за Ольгой и детьми.

Отец отвел Ванечку в сторонку и дал ему наган, приказав стрелять в каждого, кто надумает приблизиться к ним или к матери.

Людвиг собрался в дорогу и, что-то такое было в его взгляде, что хитроватый крестьянин понял: лучше будет всем, если он застанет Ольгу и детей живыми.

Уже через три дня к крестьянской избе подкатил военный грузовик. Стефан бросился обнимать сестричку и племянников.

– Все, ваши муки закончились, едем ко мне домой, – говорил Стефан, укладывая Ольгу на тюфяк в кузове.

Утробно урча, машина поползла в сторону Петрограда …

***

Дом, в котором жил Стефан, был расположен на Васильевском острове, на набережной Большой Невы.

В таких роскошных домах Ольге не только жить, но и бывать не приходилось.

Для Людвига эта архитектурная драгоценность не стала ни шоком, ни открытием. Дом в Кракове, где по-прежнему жила его мать, был не менее великолепен, а в путешествиях по Европе ему довелось побывать и во дворцах и в замках.

Когда, начавшая выздоравливать, Ольга спросила у брата, кому принадлежит это здание, тот, криво усмехнувшись, ответил:

– Народу … живи, Оленька, и поменьше расспрашивай соседей, да и о себе не торопись откровенничать. Люди сейчас … разные …

Ольга начала выздоравливать. Слава Богу, у них было золото, за которое можно было купить и лекарства и хорошие продукты, и к новому 1920 году она была на ногах.

В канун Рождества Ольга поняла, что беременна.

Ребенок был зачат еще в доме его предков. Как он перенес дорогу и болезнь матери, было непонятно, но он жил, и заявлял о себе, радостно постукивая изнутри в живот.

Когда Людвиг, все чаще уезжающий вместе со Стефаном то на несколько дней, а то и на неделю, вернулся домой, Ольга растерянно сообщила ему о грядущем прибавлении семейства. Муж задумался ненадолго, потом встряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли:

– Вот и славно … может это и к лучшему …

Ольга не узнавала ни брата, ни мужа. Влюбленные в науки и книги юноши, воспитанные Сорбонной на основах волюнтаризма, свято верящие в чистоту и разумность человеческой природы, столкнувшись с реалиями жизни, изменились до неузнаваемости. Стали жесткими и скрытными, иногда их жесткость граничила с жестокостью.

Ольге было сказано, что Стефан взял ее мужа на работу в какое-то учреждение.

– В какое?

… оба промолчали …

– Кем ты там работаешь?

– Бухгалтером, – ответ Людвига привел в замешательство.

– Если бухгалтером, то почему так часто уезжаешь? Почему от тебя пахнет порохом, дымом и кровью?

– Не думай об этом, тебе скоро рожать, – Людвиг поцеловал жену в макушку, в уже хорошо отросшие волосы, вьющиеся крупными кольцами.

В конце мая Ольга родила мальчика, ему дали имя Леонтий …

***

Тяжелейшие роды, перенесенная болезнь, постоянная боязнь за мужа и детей, неуверенность в завтрашнем дне, подорвали здоровье Ольги. Вердикт врача был окончательным и неутешительным: у нее больше никогда не будет детей.

Ольга не расстроилась, у нее уже было трое малышей, а жизнь в стране не внушала ничего, кроме страха и непонимания, когда и чем закончится это светопреставление.

Петроград жил своей, отличной и от провинций и от столицы жизнью. Здесь было и более сносное снабжение, и более спокойный уклад.

Людвиг и Стефан продолжали работать вместе, но для Ольги так и осталось непонятным, в чем заключается их труд. Семья по-прежнему жила все в той же квартире, куда их привез брат Ольги.

Иногда друзья, приехав из очередной «командировки», запирались в комнате Стефана и начинали долго и много пить водку, пить мрачно, не притрагиваясь к еде, принесенной Ольгой. Однажды, сквозь плохо закрытую дверь, Ольга услышала их разговор, который надолго смутил ее душу …

– Что мы делаем! До чего мы дошли? Разве этого мы хотели? Разве об этом мечтали?! – с надрывом и громко спрашивал Стефан.

Кого он спрашивал? Себя или друга?

– Подлец никогда не станет хорошим человеком в силу его сущности, а вот отними у хорошего человека смысл его жизни, посели в его душу страх за жизни близких, и он очень просто станет подлецом, – отвечал другу Людвиг. – Мы стали подлецами, Стефан, и не знаю, будет ли нам прощение на этом и том свете.