Рита Харьковская: Миры и Судьбы. Книга третья

Наташка родилась в далёкой восточной республике, на самом краю огромной страны, которой сегодня уже нет и в помине.

Даже тогда, во второй половине прошлого века, разделение по национальному признаку было не только заметно, а резало глаз и вопило о себе в каждой, даже бытовой, ситуации.

Вероисповедание тоже играло не последнюю (а может и основную) роль в расслоении общества.

Если кто-то попробует убедить вас в том, что в Советском Союзе все люди были "братьями" – не верьте!

Да будь ты хоть семи пядей во лбу, если ты славянин и христианин, тебе уготовано прозябать на вторых (и это в лучшем случае) ролях, никогда тебе не стать главврачом в больнице, например. Ты будешь незаметным замом, бессловесной тенью у "представителя национального большинства", делая за него всю работу и тихо исходя злобой от понимания явной несправедливости.

В отношении женщин дело обстояло еще трагичнее.

Белокурая славянка вполне могла понравиться «нацмену».

Если за спиной у девушки стояла оберегающая ее родня, если девушку коршунами везде сопровождали старшие братья, если все время она проводила в закрытом дворе за трехметровым дувалом – ее вполне мог засватать влюбленный смуглый брюнет в тюбетейке.

Дальше судьба таких "счастливиц" была расписана, как под копирку: принятие мусульманства, выкрашенные басмой волосы, насурьмленные брови, тюбетейка и бесформенный балахон в пол.

И рожать! Вечная беременность плодовитой славянки – ее удел.

Конечно, девушка могла выйти замуж за представителя своей национальности, но жизнь ее в семье мало чем отличалась бы от описанной выше. Разве что веру менять да брови сурьмить не нужно.

Женщина на востоке всегда была рабой и собственностью мужа, и вот тут национальность "господина" уже не имела никакого значения.

Но если у тебя не было крепкой семьи, с взрослыми мужчинами во главе, которые всегда встанут на твою защиту – твоя участь незавидна.

У Наташкиной матери не было никого.

С грехом пополам дотянув до окончания восьмилетки, она устроилась на шелкопрядильную фабрику, где и встретила своего первого мужчину.

Юный «нацменчик» очень скоро стал хвастать перед друзьями отношениями с девушкой, выставляя ее напоказ, как яркую погремушку, а вскоре начал и "делиться" с друзьями ее телом.

И так уж получилось, что к тому дню, когда девушка поняла, что беременна, она и сама толком не могла сказать, кто же является отцом ее ребенка.

***

Наташка всегда была "Наташкой".

Никто и никогда не называл ее ни Наташенькой, ни Наточкой, ни Натальей, в конце-концов.

Пренебрежительное и уничижительное – "Наташка" – приклеилось намертво с детства, как штамп на мясе: "второй сорт".

В раннем детстве черные волосы и смуглая кожа, унаследованные от отца, были спасением для Наташки. Маленькие дети визуалы, и если беленьких русачек таскали за косички и щипали за бока, то на девочку-полукровку не обращали внимания, принимая за свою.

Если бы она осталась страшненькой и тощенькой, как большинство девушек-нацменок, может ее жизнь была бы иной … но созревать и формироваться Наташка начала очень рано. Лет с десяти у нее уже вполне просматривалась грудь, которая росла все быстрее и быстрее.

Бабушка, занимавшаяся воспитанием Наташки, заставляла девочку надевать в школу плотный "нагрудник", чтобы хоть как-то скрыть прущие наружу девичьи прелести.

Но к груди вскоре добавились пышные бедра, увесистая попка, тонкая талия и стройные ножки. Скрыть все это "добро" было практически невозможно.

Бабушка мечтала только о том, чтобы "дотянуть" Наташку до шестнадцатилетия и отправить в Россию.

Старуха понимала – если внучка останется в республике, то ей уготована судьба матери.

Мать Наташки, вскоре после рождения дочери, в прямом смысле "пошла по рукам", да еще и начала частенько прикладываться к бутылке. Подобный образ жизни превратил некогда миловидную женщину в сморщенную, пропитую бабу, на которую посматривали с брезгливостью вчерашние любовники. Единственным желающим согреть ее постель оказался бывший зек, недавно отсидевший долгий срок за убийство.

Новый "любовничек" целыми днями сидел в чайхане, жевал нас с нацменами и пил водку с русаками. Только один раз мать Наташки заикнулась о том, что мужчине не плохо бы устроиться на работу. Получив синяк под глаз в качестве ответа, затею с трудоустройством сожителя оставила, продолжала вкалывать на вонючей шелкопрядильной фабрике и была рада, что на нее сглянулся хоть кто-то.