Рита Харьковская - Миры и Судьбы. Книга третья

– Ну что вы киснете! Это же ненадолго! Нас ждет Америка, слава и достаток.

Семье предстояло какое-то время пожить в Вене, не только для того, чтобы оформить документы, нужные для въезда в Америку, но и чтобы дождаться основной части багажа, отправленного поездом через Чоп в сопровождении знакомого и хорошо оплаченного проводника.

Но тянуть время было нельзя, и потому уже на следующий день Марк и Додий, оставив женщин в гостинице, отправились в офис ХИАСа, желая только одного: завершить все бюрократические процедуры, как можно быстрее.

Наверное, Яхве сжалился над постоянно плачущей Адой. Наверное, смилостивился над посеревшим, растерянным, не знающим, как утешить жену, Додием, но в Вене семья пробыла всего две недели.

Плохая погода, не лучшее настроение, совсем не способствовали тому, чтобы семья отправилась в город, осмотрела достопримечательности.

Ада не могла найти себе места, волнуясь за дочь, Додий не отходил от жены, оставляя ее только в случае необходимости, и только Наташка целыми днями валялась в кровати и пялилась в потолок, витая в одной ей известных мечтаниях.

Марк в одиночестве садился в автобус и ехал в центр города.

Его очаровывала готическая, строгая архитектура большинства зданий, любоваться которыми можно бесконечно.

Абсолютно не религиозный, он не мог сдержать слез, увидев стремящийся в небо Собор Святого Стефана – грандиозный Штефансдом (Stephansdom), готический символ Вены – главную католическую кафедральную церковь Австрии. И хотя Собор был разрушен и сожжен во время Второй Мировой, и до сих пор реставрировался, даже того величия, которое предстало перед глазами, было достаточно, чтобы сердце замерло от восторга.

"Как было бы здорово, если бы эту радость можно было разделить с кем-то. Если бы здесь и сейчас была рядом Регина… она нашла бы правильные слова для Ады, не валялась бы и не морщилась от надоевшего ей плача. Если бы…"

Марк встряхнул головой, словно выныривая из пелены мечтаний:

" Что за чушь лезет в голову? Со мною моя любимая жена, которая скоро родит мне ребенка. А мама… ну она успокоится… со временем".

Побродив еще немного по площади у собора, выпив чашечку кофе в одной из Венских кондитерских, Марк отправился в гостиницу.

– Где ты был весь день?– жена встретила Марка обиженным голосом и надутыми губами.

– В город ездил, Штефансдом хотелось осмотреть. Неизвестно, придется ли еще раз в Вене когда-то побывать.

– Чей-чей дом? – Наташка удивленно выпучила глаза.

– Собор Святого Стефана, – Марк улыбался и трепал ее непослушные кудри.

На следующий день Марк решил расшевелить свою загрустившую жену:

– Давай, собирайся, поедем любоваться Венским Оперным Театром.

– Я оперу не люблю, – Наташка продолжала лежать в кровати, но, заметив недоумевающий взгляд мужа, добавила:

– Музыку вообще люблю, а оперу – нет.

Марк засмеялся, запустил пальцы в ее кудри:

– Глупышка. Билеты в Венскую оперу нужно за полгода заказывать. Просто осмотрим здание, полюбуемся архитектурой, по городу погуляем.

– Вот еще, радость великая, на очередной домик любоваться,– Наташка отвернулась к стене:

– И вообще, меня тошнит, а от тебя никакого сочувствия не дождешься.

Марк снял куртку, присел на край кровати, положил руку на выпирающий живот:

– Ну не сердись, я не подумал, что ты плохо себя чувствуешь. Хочешь, я никуда не пойду, с тобой останусь?

– Можно подумать, что если ты останешься, мне лучше станет. Иди уже, любуйся своим домиком.

Марк медленно, словно еще раздумывая, надел куртку и вышел из номера.

Ада смотрела на расплывшееся по кровати тело своей невестки и думала: "Да когда же тебя, притвору, тошнить-то перестанет"?

К счастью для всех, через две недели вопросы с оформлением документов были решены. На пути в Америку эмигрантов ждал Рим.

***

Ехать поездом от Вены до Рима почти сутки. Семья заняла отдельное купе, заполнив все свободное пространство чемоданами.

До Рима они так и не доехали. Пассажиров высадили на пригородной станции и велели садиться в автобусы.

Уже в темноте автобус прибыл к какому-то пяти или шестиэтажному дому, где на первом этаже было нечто вроде конторы, в которой всем объяснили, что здесь можно жить не больше одной недели и что за это время все должны найти себе другое жилье в Риме или его окрестностях.

На втором этаже было несколько спален по десятку кроватей в каждой. Под потолком горели тусклые голые лампочки, по комнатам шастали какие-то люди, которые на чистом русском языке интересовались, что у кого есть на продажу.