Рик шел, держа фонарик так, чтобы светить себе за спину. Однако все произошло настолько быстро, что крикнуть он не успел: примерно в двадцати футах от него в луч вбежала горбатая фигура, вскинула руки к лицу и быстро ретировалась во тьму.
Рик остановился. Ноги подкашивались. У существа он заметил извивающийся хвост — оно напоминало скорпиона с человеческой головой.
— Полковник? — Он повторил погромче: — ПОЛКОВНИК?
Остальные успели отойти на несколько шагов, но теперь Роудс резко остановился и оглянулся.
— Что такое?
— Он знает, что мы здесь, — ответил Рик.
Впереди голос уроженки Техаса, растягивая слова, произнес:
— На вашем месте я бы дальше не ходила.
Роудс резко обернулся, высоко подняв связку фонарей. В двенадцати или пятнадцати футах впереди тоннель сворачивал налево. Полковник понял, что тварь, должно быть, стоит за поворотом.
— Вы, клопы, любите приключения, это уж точно, — сказал Кусака. Хранитель с вами?
Дифин сделала шаг вперед.
— Я здесь, — с вызовом сказала она. — Я хочу, чтобы трое человеков получили свободу.
Холодный смешок:
— Батюшки-светы, это что, приказ? Милюпусенька, ты теперь в м о е м царстве. Хочешь — приходи и сдавайся, а я подумаю, отпустить ли клопиков.
— Ты не отпустишь, — пригрозила Дифин, — так отпустим мы.
Ее слова вызвали очередной смешок.
— Оглянись, милюпусик. Ты меня не видишь, но я здесь. Я в стенах. Я над вами и под вами. Я в е з д е. — В голосе пробивались гневные ноты. Теперь, милюпусик, твоя спора у меня — уже довольно, чтобы получить вознаграждение. Приплюсуй к этому то, что я обнаружил мир, полный букашек, которые не умеют постоять за себя. Спасибо — это ведь ты привела меня сюда.
— Оставь свои благодарности при себе. Ты никуда не полетишь.
— Да? Кто же меня остановит?
— Я.
Воцарилась тишина. Дифин понимала, что Кусака не бросится в сияние фонарей. Потом Кусака прошипел:
— Ну, тогда иди сюда. Я тебя жду. Давай посмотрим, какого цвета у тебя потроха!
— Ложись! — хладнокровно скомандовал Кёрт и шнуром динамитного патрона коснулся красного огонька сигареты. Шнур задымился, заискрил, занялся, и Роудс крикнул:
— Я же велел не…
— А пошел ты, — сказал Кёрт и швырнул динамит в сторону поворота.
Схватив Дифин, Роудс бросился вместе с ней в слякоть. Остальные последовали их примеру, и через пару секунд полыхнуло и грохнуло так, словно выпалили из дюжины винтовок. Пол тоннеля задрожал. Посыпались комья грязи. Роудс сел. В ушах звенело. Дифин выкарабкалась из-под него и встала на колени. Она изумленно оглянулась на Кёрта. Тот уже успел подняться и попыхивал смятой сигаретой.
— Вот что такое динамит, — сказал он.
Кусака молчал. Но из-за поворота донесся страшный судорожный всхлип. Роудс поднялся, вскинул винтовку и, держа ее по возможности ровно, медленно двинулся вперед. Он пригнулся и, готовый в любой момент открыть огонь, зашел за поворот.
На полу тоннеля что-то копошилось, пытаясь уползти по слизи. Что-то однорукое. Другую руку, превращенную в обугленное месиво, отбросило на несколько футов, а на месте головы торчал бесформенный нарост. Лицо разнесло в клочья. Среди кровавых лохмотьев, словно жабры диковинной рыбы, зиял полный сломанных иголок рот. Единственный уцелевший глаз дрогнул, когда на него упал свет. Начинавшийся от копчика шипастый хвост приподнялся и слабо заметался из стороны в сторону. Пальцы монстра лихорадочно заскребли по земле — он пытался зарыться.
Уворачиваясь от подергивающегося хвоста, Роудс поднес связку фонарей поближе к лицу чудовища. Страшный разодранный рот широко раскрылся, потекла серая жидкость. Единственный глаз задымился и вспыхнул. В воздухе повис едкий запах жженых химикалий. Глаз лопнул, расплавился, превратился в ручеек слизи. Чудовище содрогнулось всем телом и замерло. Хвост дернулся в последний раз и упал, как мертвый цветок.
«Электрический свет выжигает им глаза», — подумал Роудс. Стоило репликанту ослепнуть, как он — по сути, ходячая и говорящая телекамера становился бесполезным для Кусаки, и тот просто-напросто отключал его от источника питания. Но, если все репликанты были частью Кусаки — например, питались энергией излучения его мозга — тогда, весьма вероятно, Кусака чувствовал боль, когда в него попадала пуля или взрывался динамит. «Ты меня обидел», — вспомнил полковник слова, сказанные ему тварью в доме Хитрюги Крича. Все репликанты были Кусакой, и через них Кусака становился уязвимым для боли.
Читать дальше