Ани Воскресенская - Маки, перчатки, черничный пирог

Я сняла комнату в паре шагов от места работы. Она была еще меньше предыдущих. Но опять же близко. Ходила на работу и оглядываясь. Я догадывалась, что он это, так не оставит.

Не прошло и месяца. Холоднющий, морозный февраль, я пришла в съемную комнату, после долгого дня. По привычке свет не включила, положила вещи на стол, стянула куртку и все остальное. И наконец включила свет.

На моей кровати лежал Альберт. Как и каким образом он вошел? Ведь дверь я открыла ключом. Он нагло смотрел. Его длинные ноги витали воздухе, так как длины кровати не хватило для его роста. Что творит эта нечисть?

– Ты что творишь? – разозлилась я.

– Терпеть не могу неуважение к себе, – сказал он, резко сел, улыбаясь и хитро поглядывая.

– Прямо сейчас убирайся и как после этого ты хочешь понравиться?

Он начал цинично хохотать во все десна, я только заметила щербинки между его идеально ровными, белыми зубами.

– А кто сказал, что я хочу понравиться, все должно быть наоборот, это твоя миссия должна быть, мне понравиться. Я, просто, изучаю тебя..

– Ты психованный, тебе лечение нужно, углубись лучше в этом направлении.

– Как ты живешь в этой дыре, твоя кровать такая узкая, я ощущал себя словно в гробу.

– Ненормальный!

– Иди- ка завари чайку, мне холодно, не люблю холод и дожди, от воды сводит зубы, – заявил он, растирая руками предплечья.

Я уже начала выходить из себя.

– Я сейчас позову соседей.

– Да кому ты нужна? И я ничего не делаю, плохого, пока что, – говорил он, прогуливаясь по комнате и лапая все мои вещи.

– Можно вопрос, – сказала я.

– Ну валяй, не отвлекаясь, – ответил он.

– Тебе Лика нравится?

– А можно встречный вопрос, ты Лику знаешь из школы, да? Но она посещала гитару, а ты малюешь картины, весьма неудачно, получается вы были подругами, раз уж не были просто в одной группе?

– Нет, мы не подруги, просто знакомые. И картины у меня, очень даже красивые..

– А почему ты была на свадьбе? Кто ты Нателле? – усмехнулся он.

– Это, не твое дело!

– Это, не твое дело! – ответил он.

– Что? – спросила я.

– Это, не твое дело, нравится мне Лика или нет!

Вот урод моральный и психический. Только сейчас заметила, какая у него пугающая улыбка. Холодная, это меня и насторожило пять лет назад. Он тогда еще страшнее был и светлее.

У него белоснежные, прямые зубы, но клыки немного свисают. Когда он смеялся, очень неестественно и натянуто, по уголкам проглядывали глубокие, мимические морщины, зрелище было жутким. Глаза непонятные, но светлые, узкие, длинные, внешние уголки тянулись к вискам с веками. Брови почти незаметные, они были, да густые, но такие светлые. Нос широкий у переносицы, широкие крылья, острый у кончика. Губы средние, не пухлые, совсем, но линия формы будто подведена, а еще очень яркие. Квадратные скулы, впалые щеки и тяжелый подбородок. Примерно так, я уже могла описать его.

Все в его лице было жестким и тяжелым, каждая черта и наверное, именно светлость придавала прозрачности. Но если бы он оказался шатеном или брюнетом. Это был бы черт на подносе. Хотя, в светлом обличии, злые глазенки были не менее пугающие. Еще этот пустой взгляд. Он даже, когда смотрел в глаза, точнее пытался. Он постоянно отводил их. Так вот, непонятно было ничего. Мне кажется, он сам не понимал, что с ним. И внешне он такой белокожий, светловолосый, прямо, какая- то генетическая победа. Самородок. А мать и предполагаемый отец? Да он, словно подкидыш..

Он еще прогулялся по комнате и встал в шаге.

– Ну что? – сказал он.

– Что, что? – спросила я.

– Что будем дальше делать?

– То есть ты вломился в чужое помещение и спрашиваешь, что делать? Сваливай! Ты клятву не сдержал..

– Так ты была предвзята изначально. Почему мне кажется, что ты зуб на меня точишь, – сказал он и приблизился на пол шага.

Я взяла канцелярский нож для ватмана и отошла в сторону.

– Что ты там прячешь, сразу заметил он и схватил мою руку. Решила спастись от меня этим? – засмеялся он. – Нет- нет, ты меня неправильно поняла. Я тебе ничего плохого не сделаю. У меня скорее, научный подход, – говорил он, жестикулируя руками в воздухе.

– Вот опять же, никогда не входи в помещение и не запирай дверь, если там нет другой, из которой можно выбраться.. Откуда ты выйдешь, тут нет двери. Понимаешь, это я дверь, из которой сможешь выбраться.

Продолжал он нести глупости, судорожно напрягая ладони, словно, не понимает, о чем говорит. Пальцы у него были средней длины, слегка изогнутые, видимо, это было результатом его привычки. Он был настолько эмоциональным, постоянно жестикулировал и напрягал руки и скулы, когда нервничал. Даже мышцы шеи в постоянном напряге.