Мария Елифёрова - Странная любовь доктора Арнесона

– Только не обмочите мне постель, инспектор, – прищурив синие глаза, сказал Арнесон. – Этот хлам не заряжен.

Он стоял босиком напротив Каннингема, поигрывая кольтом. На голое тело его был наброшен незапахнутый халат, лицо свежевыбрито, на рыжие волосы падал яркий луч утреннего солнца из щели между шторами. Сколько же времени прошло?

– Пришлось накапать вам немного лауданума, – снисходительно пояснил доктор, – иначе, боюсь, вы бы проявили недостаточно понимания.

– Что вы хотите со мной сделать? – пересохшими губами выговорил Каннингем. – Вы же не настолько глупы, чтобы меня убивать?

– Я рад, что вы цените мои умственные способности, – ухмыльнулся Арнесон. – Разумеется, с какой стати мне вас убивать, тем более незаряженным оружием? Я только хочу проучить вас и заодно провести небольшой эксперимент.

– Эксперимент? – в недоумении переспросил Каннингем, гадая, как долго доктор собирается держать его в этом чудовищном положении.

– Да, эксперимент.

Арнесон опустил руку и почесал дулом кольта рыжую поросль у себя в паху. На мгновение ствол пистолета скользнул между ног.

– Вы должны были понять, инспектор, я не любитель мужчин, – сказал он, поглаживая пистолетом себе промежность. – Женщин, впрочем, тоже. Я философ, инспектор. Меня возбуждает исключительно познание человеческой природы.

С кольтом в левой руке он подошёл к комоду для белья, правой рукой выдвинул ящик и достал плотно заклеенный коричневый пакет.

– У меня для вас кое-что есть, – сказал он. – Было жестоко лишать бедного Роу сна, но он сделал для меня то, что нужно было сделать. В этом пакете – проявленный негатив снимка Каролины Крейн со вчерашним номером «Дейли телеграф», подтверждающий, что она жива. И письмо, в котором Каролина извиняется перед полицией за доставленные хлопоты, а также прозрачно намекает, что дальнейшее продолжение расследования может повлечь за собой осложнения политического характера на высшем уровне. Мы с Каролиной написали его этой ночью.

Он хлопнул инспектора конвертом по носу.

– Вы получите это, дорогой Морис, в собственные руки. Но вначале вам придётся за это заплатить, и торга я не предлагаю.

Доктор положил конверт на подушку перед самым лицом Каннингема. Что он хочет делать, чёрт подери? Что можно делать незаряженным пистолетом? Не то же, что делал с ним Мэтью Лоуэлл в колледже?

– Знаете, чем уникален кольт-патерсон номер пять первой серии? – подмигнул Арнесон. – У него совсем нет выступающих частей. Это удобно.

Он наклонился и поднял что-то с пола у ножки кровати. Это оказалась зелёная стеклянная бутылочка бакалейного вида.

– Моя экономка – наполовину итальянка и всегда держит в кладовке оливковое масло. Говорят, оно полезнее сливочного.

Онемев от ужаса, Каннингем увидел, как доктор выдернул пробку и полил маслом ствол пистолета.

– Вы спятили! – выдохнул инспектор и рванулся, пытаясь освободиться. Лучше бы он этого не делал. Доктор слегка подтолкнул его, и он оказался стоящим на четвереньках. В следующее мгновение на нём задрали рубашку, и он ощутил намасленный металл револьвера между своих голых ягодиц.

– Ни один детективный роман ведь ещё не заканчивался таким образом, инспектор? – задушевным тоном произнёс Каннингем, лаская его кольтом. Похолодевший инспектор замер. Бульварные романы утверждали, что в подобных случаях «волосы встают дыбом», но увы, инспектор чувствовал, что реагируют на ситуацию отнюдь не волосы…

Твёрдое холодное дуло пистолета с силой вошло внутрь.

– Главное, – услышал он голос Арнесона, – расслабиться и получать удовольствие.

Было вовсе не так больно, как ожидал инспектор, но кошмарный абсурд происходящего грозил натуральной потерей рассудка. Он бы и впрямь предпочёл потерять рассудок, лишь бы не осознавать положения дел. А положение было таково: он, детектив-инспектор Скотланд-Ярда Морис Каннингем, стоял на четвереньках, привязанный за руки, с голой задницей, в которую был всунут ствол антикварного кольта-патерсона №5 1836 года выпуска. Ну, или 1837 (одолжил он тот самый кольт у Мэтью Лоуэлла или купил другой?). Сколько ещё это продлится?

Инспектор подумал это в панике и тут же испытал ещё бо́льшую панику: какая-то часть его существа, неведомая ему самому, желала, чтобы это продолжалось как можно дольше.

– Тьфу, простыню забрызгали, – Арнесон выдернул пистолет и швырнул ему полотенце. – Я вас развяжу, а подотрётесь сами. Надеюсь, вы не в обиде, что я не оказываю такие услуги, когда я не Каролина.