Андрей Соловьев - Письмо для торговца Чжао

– Лука-лука! – повторил человек смешное словечко с ударением на первом слоге. И тут же добавил что-то ещё забавное :

– Чипа-чипа!

Видя замешательство незнакомца, торговец отворил дверь своей лавки, выпустив облако жёлтого пара в морозный воздух, и помахал опущенной пальцами вниз ладонью, приглашая войти внутрь. Отказаться было неловко, и Третьяк шагнул за порог.

Из мебели в лавке присутствовали небольшой диванчик с потёртой на сиденьях и спинке искусственной кожей, да круглый журнальный столик со стеклянной крышкой, поверх которой развалился крупный седой пекинес. Тут же возле зелёной фаянсовой пепельницы лежала мятая пачка Marlboro. В мохнатой собачьей пасти розовым лепестком качался влажный язык. Всё остальное пространство вокруг дивана занято было рубахами. Они лежали штабелями почти что до самого потолка, аккуратно свёрнутые и упакованные в прозрачную плёнку. К одной из неровно оштукатуренных стен приставлена была никелированная стойка с плечиками, на которых висели образцы шести основных цветов. От ослепительно белого до аспидно-чёрного. Между ними бордовый, коричневый, изумрудный, ультрамарин. Так что же? Выходит, здесь нет другого товара, кроме простых рубах? Впрочем, Саня успел переменить своё мнение – рубахи, определённо, не выглядели простыми.

– Силкы! Силкы! – продавец подскочил поближе, растягивая перед лицом Третьяка длинный рукав. В неярком жёлтом свете электрической лампочки бордовая ткань сверкнула мелкими искрами.

– Силкы! – поднёс торговец рукав чуть ли не к носу случайного гостя.

Третьяка наконец осенило :

– Шёлк?

– Силкы! Силкы! – радостно закивал продавец.

Ну, конечно. Рубахи, без сомнения, были сшиты из шёлка. Но не из копеечного ацетатного шёлка пионерского галстука. Плотная и, вместе с тем, удивительно мягкая материя с нежным ворсом струилась между пальцами, переливаясь на свету, словно бархат. Третьяк приложил чудесную ткань к лицу и провёл по щеке. Случилась полная иллюзия, будто щека скользнула по нежной коже девичьего бедра. Ничего подобного в жизни он не испытывал. Сане представилось, как летом волшебная ткань защищает тело от палящего зноя. А в зимние морозы в такой одежде, должно быть, тепло и уютно. Больше всего на свете захотелось обладать заветной рубашкой, носить её в будни и в праздники, жить с ней в горе и в радости, а когда настанет срок – в этой рубахе лечь в могилу. Да мог ли вообще невиданный шёлк оставить кого-нибудь равнодушным?

– Гуда! Гуда! Окейла! – сложил продавец колечком большой и указательный пальцы.

Крепкий китайский шнапс хлынул с мороза новой волной, опять затуманив переполненную впечатлениями голову. Тёплое блаженство растекалось по уставшему телу. Третьяк опустился на вытертое сиденье диванчика. Пекинес заворчал и настороженно зыркнул в его сторону. Изрезанное морщинами лицо старого нищего, багровое от мороза, выплыло из хаоса запутанных впечатлений. Виноватая улыбка. Седая бородка. Протянутая рука, указывающая дорогу. Что это было? Случай? Или, может быть, знак Судьбы? Внезапно пришло решение. Третьяк опустился на вытертое сиденье, дёрнул на сумке-желудке молнию и вытащил лохматую синюю пачку. Отложив на всякий случай пару купюр, он сунул их назад в опустевший желудок. Остальные деньги ворохом осыпались на стол, заставив пекинеса испуганно вздрогнуть. Пальцем Третьяк описал в воздухе круг, показывая, что готов купить товара на всю сумму.

Хозяин лавки радостно крикнул «Окейла!», нырнул в крохотную подсобку, где белела дверца компактного холодильника, вынес несколько запотевших банок пива, стукнул донышками о стеклянную крышку стола и уселся рядом с покупателем на диван. Третьяк с наслаждением вылил две банки, одну за другой, в пересохшую глотку, и, поймав одобрительный взгляд торговца, вытянул сигаретку из красно-белой пачки. Комната наполнилась ароматным дымком.

Перелистав с невиданной скоростью деньги, продавец принялся сноровисто укладывать рубахи разных цветов и размеров в большую полосатую сумку. Напоследок, встав на колени, он застегнул замок, сдавил сумку так, чтобы вышел лишний воздух, и ловко перетянул по кругу несколько раз скотчем, с треском отматывая от картонной катушки липкую прозрачную ленту. Ноша вышла небольшая, но довольно увесистая. Продавец рубах вышел на улицу, протяжно закричал, и на его призыв из холодного дымного мрака подкатил велосипедист с коляской на скрипучих рессорах.

**********