Дмитрий Сафонов - Библиотека

Трупная гниль послужила сигналом – таким же противоестественным, как дрожь странного пола под ногой вылупившегося из стены чудовища. И я сумел прочесть этот сигнал, довериться ему.

Я помчался вперед и все время прислушивался к шагам у себя за спиной. Они неуклонно приближались. Да это были и не шаги вовсе – звук был такой, словно кто-то в резиновых сапогах пробирался по болоту: "ХЛЮП! ЧВАК!". И я слышал эти звуки все лучше и лучше.

Хорошо, что я успел выставить перед собой руки – иначе я со всего размаху ударился бы об низкую арку, более напоминавшую нору, чем проход.

Руки ощутили неровную гладкость стены, и я отшатнулся. Но тихий, неразборчивый шепот и чавкающие шаги за спиной были уже близко.

Я открыл коробок и с трудом – так дрожали руки – вытащил из него спичку. Впопыхах чиркнул ею, и она легко переломилась в моих пальцах; кончик, обмазанный серой, упал на пол, и мне показалось, что я услышал грохот – так громко он упал.

Я потянулся за другой спичкой, и мне удалось совладать с пляшущими пальцами. На этот раз я задержал дыхание и почувствовал, как воздушный столб трахеи уперся в небо, сотрясаемый бешеным биением моего сердца.

Я приложил серную головку и медленно провел ею по боковой поверхности коробка. Спичка вспыхнула, осветив небольшое круглое отверстие где-то на уровне пояса. Насколько я мог судить, отверстие продолжалось узким лазом, уходившим наклонно вниз.

А дальше… Это было, как в замедленном кино. Я обернулся – хорошо помню картинку, которая менялась в моих глазах, как при покадровом воспроизведении пленки – и увидел злобного монстра, окутанного глянцевым антрацитовым сиянием. Правой рукой чудовище шарило перед собой, пытаясь нащупать меня, а левой – раздирало сомкнутые веки. До него оставалось не более трех шагов.

У меня не было ни доли секунды на раздумья. Я зажал коробок в левом кулаке и, нагнувшись, нырнул в черную дыру. Зло, которое стояло у меня за спиной, казалось более страшным.

Я с размаху уткнулся лицом во что-то липкое и непередаваемо зловонное, но все же, извиваясь, как уж, я пополз вперед.

Я задыхался и пытался кричать, но стоило мне открыть рот, как жижа, в которой я полз, пыталась забить мне горло и задушить. Поэтому вместо громкого крика у меня получалось только сдавленное фырканье. Густые вонючие брызги, срываясь с губ, попадали мне на лицо и грозили залепить глаза. Впрочем, в такой темноте глаза все равно были не нужны. Я бы ничего не увидел.

Зато я почувствовал. Тяжелый толчок позади себя и хриплый, утробный вопль, от которого у меня до сих пор кровь стынет в жилах.

Мне почудилось, что низкий свод лаза, где я полз, сейчас обрушится и задавит меня, как червяка, но, видимо, порода, в которой неизвестно кем и неизвестно когда были проделаны эти причудливые ходы, оказалась достаточно крепкой.

Ощущение толчка, заставившего задрожать пол, стены и потолок, дополнилось звучным шлепком – будто с размаху ударили огромной лопатой по влажной глине.

Вопль повторился, и теперь он стал просто душераздирающим. Чудовище что-то орало на неведомом языке, и главной эмоцией в этом крике было предельное отчаяние. Даже, правильнее сказать, запредельное.

Я перевернулся на спину, приподнял голову и согнул ноги в коленях. Так было легче ползти – отталкиваясь и продвигаясь спиной вперед. Я чувствовал, что левая рука у меня оставалась сухой. "Значит, и спички тоже целы", – промелькнуло в голове.

И – следующая мысль. Нелепая, абсурдная, но очень сильная и прямо-таки – неодолимая. "Нужно посмотреть, что с НИМ случилось".

Зачем? Я не мог найти подходящего объяснения, но знал, что если я этого не сделаю, то, наверное, просто взорвусь.

Правой руке повезло меньше; она вся была в липкой грязи, и я вытер ее о волосы. Затем зажег спичку и протянул руку назад, к отверстию.

Однако теперь оно уже не было прежним, круглым отверстием. Оно двигалось и чавкало, как жадная пасть, пережевывая вышедшего из стены монстра. Пережевывало и впитывало его в себя. От этого края отверстия раздулись, как жирные губы обжоры, поглощающего какое-то невероятно вкусное блюдо.

Монстр кряхтел и издавал звуки, исполненные нечеловеческого страдания. Впрочем, в нем самом не было ничего человеческого, и эти муки, доставшиеся на его долю, вполне соответствовали его происхождению.

Пасть заглатывала его – медленно, но неотвратимо. Я видел, как ноги монстра оторвались от пола. Они судорожно били по воздуху, а крики тем временем становились все тише и тише. Одно только смачное жевание.