Руслан Передельский - Чугунные облака

Что за зрелище!

Даже если мы и не приведём в действие супер коварный и офигительно продуманный план, лох задохнётся через минут десять.

Думаю, простофиля (что за старомодное, блин, слово?) изрядно удивился в первые три секунды после пробуждения. Такие преданные друг другу чуваки не станут калечить члена своей же шайки! Потом пришло осознание: воспоминание о тяжёлом камне в руке нашего вожака, понимание, что на его жирной шее обмотана петля и скоро он, гнида трусливая, сдохнет. На самом деле, все эти пацанские принципы и прочее дерьмо – сказки для умолишенных. Никаких принципов в нашей шайке не было. Конечно, что-то типа ощущения связи было, но это лишь общее несчастье. Как в новостях показывали: беженцы из Афганистана делают коммуны в соседних пыльных арабских странах с названиями как из старых дрянных сказок. Не думаю что они все так друг друга любят. Вокруг ведь те же люди, обычаи и всё такое. Чувство общего несчастья их вроде как сближает. У нас то же самое.

Но этот мерзотник общего с нами ничего не имел. Трусливая жалкая блоха. Сейчас, кстати говоря, опять воет. До него дошло, в какой глубокой жопе он оказался. В настолько глубокой, что даже свет надежды в эту дырку не просочится. Единственное, что он может делать – выть. Орать как можно громче. Издавать невнятные звуки, в надежде что какой-то зевака алкаш с блевотой на бороде прийдёт его спасать.

Но на самом деле его крик никто тут не услышит.

Хочется крикнуть: задрот, неужели не ясно?! Мы в центре чёртового Дубового, стоим на краю глубокого яра, чёрт бы его побрал, где-то у черта на выселках. В час ночи тут ни одна шавка не пройдёт, духу не хватит. Птица не пролетит, ведь каждое живое существо в этом городе знает, кому принадлежит это место. Чьё тут каждое грёбанное деревце и упавшая с дуба ветвь. Это наше тёмное царство, и все в курсе, никто не сунется. Поэтому твой предсмертный вой для нас – забавный концерт, шутка, развлечение. Гляди, как Тоха хохочет. А мы ведь в моменты казни всегда серьёзными стараемся быть. Но с тобой, щенок, удержатся ох как не просто.

Зачем ты сидел в нашем логове и с глазами, отыгрывающими чистые намерения, пиздел, что сделаешь всё ради нас? Зачем ты говорил что голос внутри твоей пустой черепной коробки изменил тебя, превратил в монстра? Чтоб при одной лишь перспективе крови разреветься? Ты омерзителен! К тому же, знаешь слишком много.

– Можешь орать сколько хочешь, ты посреди Дубового, парень – подошёл к нему Валентин, проверяя крепкость петли на шее. Всё круто, чёрт возьми. Показал нашим «свежакам» знак «ок», оценивая немного озадаченные физиономии. Ведь каких-то полгода назад в крепкой петле могла оказаться их шея.

Девять теней, совсем лишённых чувств, жалости и сострадания застыли вокруг высокого зелёного дерева. В центре тёмного круга возвышался силуэт, если присмотреться можно увидеть мешок на голове и алую кровь на спортивном костюме. Пустые взгляды устремились на него в предвкушении исполнения традиции: новичок, не прошедший испытания должен быть повешен на дереве. Честно говоря, не многих настигала эта участь.

Чё-ё-ёрт, не зря маман говорила, что мне стоит в писательский кружок заделаться. Иногда как начну по клавиатуре тарабанить, и слова из меня выходят незнакомые, аж жутко. Книг вроде как не читаю, не моё это. Опять же, пусть этим занимаются глупцы, не находящие себе места в реальности.

Реальность принадлежит нам.

А реальность этого задрота останется жалкой даже после его бессмысленной гибели. Его найдут повешенным на дереве и где-то месяц другой будут гадать, почему этот заморыш решил с жизнью счёты свести. Вот чёрт, разбитое лицо может нас спалить.

Но у Валентина всегда получается всё правдоподобно подстраивать.

Напишут о нём в местных низкопробных газетёнках и пыльных забытых сайтах, нам бонус: меньше людей в «Дубовом», меньше свидетелей. Никто не хочет взять своих сопляков на прогулку в парк, и обнаруживать висящие как груши трупы задротов. Это стрёмно.

И скажут нашему безвольному стаду, местным жителям дебильным – самоубийство, они разом кивнут и повторят: самоубийство так самоубийство. Никто и не подумает что за дохлым дрыщём стоят девять парней, что на самом деле его повесили как нарушителя в средневековье, казнили считай.

– Можно? – прошептали свежаки, держа канат в своих красных ладонях, готовясь к началу шоу. Валентин кивнул, и дальше всё пошло как по маслу, честное слова.

Трио свежаков начали отходить назад, разламывая белыми кедами опавшие шишки, палки и гниющую листву. Хитрая система, которая полагала в том что канат свободно скользил по дереву и спокойно передвигался, сработала: дёргая ногами, как муравей зажатый между пальцами ребёнка, кашляя, задрот взмыл в воздух. Белые кеды оторвались от земли, канат заскользил вверх, петля перетянула шею. Чем дальше свежаки держа канат в лапах отходили от дерева, тем выше он поднимался.