Руслан Передельский - Чугунные облака

Густые чёрные брови специально расчесаны вверх, среди левой можно рассмотреть светлый след от шрама. Видимо Андрей не желает выставлять на показ старые раны. Лоб блестит от пота, на мужественном носе даже капелька замерла. Глаза вовсе не пустые, Настю это слегка напрягло. Какая-то злоба, печаль, десяток бушующих мыслей не дающих ему покоя. О чём он думает? Что скрывает?

Может быть ему не понравилось?

От этой мысли тот пакет резко заполняется до верху, чипсы высыпаются через край. Грудь обжигает стыд. Хочется вскочить с уютной постели и поскорее выбежать из этого гигантского особняка.

Ему не понравилось…

Но как?

Это был не простой неуверенный подростковый секс, когда обоим неловко от кучи ошибок и нелепости некоторых моментов. Каждое движение становится выверенным сложными стратегиями шагом, от которого зависит всё. Расслабится просто нереально.

Но сегодня особенный случай.

Да, вначале было больно. Она жмурилась, крайне асексуально тихо скулила, как избитая гопниками дворняжка, но начало прошло, благодаря ему, гладко. Всё шло как по маслу: он целовал её, нежно гладил… благодаря этим мелочам боль уходила на задний план.

Дальше они полностью раскрылись и не волнуясь отдались друг другу: как слова красивой песни, одно движение перетекало в другое, присутствуют и ритмичные строки куплета, и громкий сносящий крышу припев. Им было хорошо вместе, но что сейчас? Грустный взгляд пялящий в потолок, бесстрастное лицо, и это… всё? На его фоне она выглядит как наивная взбалмошная дура: лежит и улыбается.

Она желала запомнить свой первый раз на всю жизнь. Неизвестно для чего: внукам подобное не рассказывают а подруги интересуются твоей потерей девственности лишь до определённого этапа. Настя хотела крупным планам фотографировать глазами каждую секунду, и потом возвращается к этому моменту всю жизнь. Вспоминать эмоции, то волнение, ту страсть, приятное щекотание в животе, человека лежащего рядом. И что она сфотографирует: его печальные глаза, в которых иногда, на удивление, огнём горит тревожная злоба.

На самом то деле Андрею нравилась девчонка, лежащая от него по правую руку. Даже аромат бабушкиных духов (скорее всего это устаревший морально «GUCCI”) становился приятным и привлекательным. Её волосы как языки пламени спускались на белоснежную подушку, такие необъяснимо магические: словно светились, переливались миллионом лампочек. Кожа её того же оттенка что и белоснежное постельное бельё: в фарфоровых куклах, выставленных в коридоре, больше жизни и цвета. Но после случившегося на щеках загорелся смешной румянец, предав ей хоть что-то человеческое.

Пухлые алые губы оказались такими приятными для поцелуев: коротких и нерасторопных, быстрых и медлительных, в прелюдии и во время. Прикасаясь к густым волосам, поглаживая пухлую бледную щеку, растворяясь а почти незнакомой красотке он диву давался: как не замечал её раньше? Неужели по городу просто так гуляла ослепительной красоты девочка и умудрялась обходить стороной его внимание? Да это бред! Безумие! Ни одна красотка ещё не обманула внимательный взгляд Андрея (хоть и этот факт не доказан научно).

Лицо парня смягчилось, когда девчонка ненароком пощекотала его ступню пальцами ног. Парень ухмыльнулся, прильнув к ней ближе.

Одеяло скомкалось в мятый ком на краю кровати, потягиваясь к крепко сплетённым ногам. Как инь и янь, их связанные в морской узел ноги создавали настоящий контраст. Бледность аккуратных ступней Насти и его жилистые волосатые икры.

И время бежало так быстро.

Стрелки точно спешили. Казалось секунды стали отбивать в три раза быстрые, казалось они лежат так от силы минуты три, а прошёл почти час.

Когда с шумом отворилась парадная калитка, украшенная кованым плюющем, обвивающим её точь-в-точь как настоящий, парочка даже и не шелохнулась. Лежали недвижимо – её пылающая голова на его груди, его крепкая рука на её бёдрах. Послышался скрип деревянной лестницы.

«Декоративные деревянные лестницы – пышные, широкие, полумесяцем огибающие стену – это, безусловно, прекрасно. Но прекрасно, блин, когда они не скрипят при каждом шаге стоном десятков находящихся на пороге первой сотни лет дедов» – думал Андрей, продолжая игнорировать посторонние звуки. Но проигнорировать звонкий и тягучий как липовый мёд голос никак нельзя:

– Андрюша, я дома – когда Надин говорила, её голос заполнял все длинные запутанные коридоры и пафосные заставленные статуями холлы. Её слышали двуличные горничные, подслушивающие каждый разговор семейства, и засыпающие в тесных коморах, пахнущих заказным «мисо-супом» за пятьдесят центов, равнодушные охранники. И не только голос Надин способен был быть сразу везде: она такой человек по натуре. Где-то свежая новость? Надин узнает её из уст разных источников за рекордно короткое время. У владельца соседнего завода новый партнёр по бизнесу? Да мы знаем, ведь Надин уже там! Возможно именно это качество и устроило женщину под бочком миллионера.