Но это ещё цветочки. Большое спасибо что в те моменты он не «горячился», как называет это бабушка.
Гена устремился к тропе, по которой опустился в этот проклятый яр. Узкая извилистая дорожка, напоминающая уменьшенную копию серпантина где-нибудь в Андах. Как же он ужаснулся, увидев что дорожка превратилась в ручей. Грязь текла водопадом, очертания тропы смыла вода. Теперь стена каньона казалась зловеще не преступной. Тут точно не выберешься. Кажется, он стал узником этого мрачного места.
Резиновые презервативы тонули в лужах. Капли тарабанили по железным банкам от пива и «пепси», будто выбивая чёткий ритм. Мусор смешался в этом шоколаде с опавшими колючими ветвями и листьями. Порой, в темноте, находились довольно неожиданные находки: записки на промокших насквозь клочках бумаги, прочитать которые не представлялось возможным. Кажется, в луже плавали чьи-то зубы, хотя, возможно, это белоснежные сахарные конфеты.
А между тем, с нарастанием паники, дед в голове кричал всё громче и громче.
«Ах так, гадёныш? Решил мне перечить?»
БУМ!
«Ха-ха! Теперь ты закрыл свой рот! ЗАКРЫЛ… СВОЙ… РООТ!» Последнее предложение он проговаривал с длинными страстными паузами между слов, избивая Гену ремнём как непослушную скотину.
Это больно. Железная пряжка из раза в раз оставляла красный ожог, болезненный синяк, болящий на протяжении всей следующей недели. Частно синяки замечали однокашники, хоть им, по большому счёту, всегда плевать на невзрачного запуганного одноклассника. Таких там называют «пиньята»: «Чем больнее треснешь, тем больше вывалиться». Чуя запах страха и насилия, происходившего над Геной дома, ребята не упускали свой шанс – забирали у парня всё, что можно вообще забрать. Деньги, обеды в которые обычно входили дешёвые йогурты, бабушкины паровые котлеты и тошнотворные брокколи. Но им плевать, что отбирать – даже омерзительные тушёные овощи сгодятся.
Сейчас он забил болт на единственные кеды. Ноги почти по колено ушли в грязь. Яр превратился в медленно заполняющуюся жидкой грязью яму. Чем дольше шёл дождь, тем выше тягучая масса подбиралась к самой вершине.
Гена тяжело дышал, стараясь прибавить шагу. Глаза не привыкли к голубоватой темноте, безуспешно пытались зацепиться за что-то. Вокруг лишь тонкие нуарные тени деревьев, напоминающие тёмные мазки на картинах художников-сюрреалистов. К глазам поступили слёзы, а потом в ушах вновь прозвенел басистый крик:
«СОПЛЯ! Ты позорище, ревешь как самая последняя сучка!»
После этого дед небрежно харкнул на пол рядом с Геннадием. Жирная слюна растекалась по холодному деревянному паркету подобно гордости парня, превратившуюся в мокрую харчу. В глазах деда написана ненависть, глаза мигали красным, как светофор. Он стоял громоздком шкафом над плачущим внуком, подогнувшим колени под грудь, будто пытаясь спрятаться от родного деда. Мужчина не мог собирать оскорбления в связанные предложения: то ли из-за количества выпитого алкоголя, то ли из-за количества приходивших в голову оскорблений: «сопляпридуроктунеядецтварьпозорищеуродмалолетнийпрыщподоноквыродокпиздюкмерзавец».
Делая уверенные шаги вглубь яра, Гена всматривался в отвесные стены в надежде найти самую захудалую тропу наверх. Сам себе он напоминал бесстрашного героя масштабного боевика. Эдакого Дикаприо, выживающего в дикой среде. Тощее тело сдували резкие холодные порывы ветра, его пытались смыть миллионы капающих со стального неба капель, шоколадная грязь маняще втягивала ноги в себя. Но он не сдастся, не позволит одержать панике победу, нет!
«Ты никчёмное дерьмо, понимаешь? Просто я смотрю на тебя, и мне хочется блевануть. Вот иди сюда – дед схватил его за руку и расторопно проводил к зеркалу. Наблюдая за тем, как заплаканный внук красными опухшими глазами смотрит в зеркало, он расплылся в улыбке – Твоя рожа точно у бабки позаимствована. Она была такой же уродкой. Твой характер – как у моего папы. Мерзопакостная дрянная сопля, жалкое ничтожество! Ха-ха! Да ты же УРОД! Маленький грязный уродец! Бесхарактерное создание!»
– Нет, я не бесхарактерный! – под нос прошептал Гена, делая шаг к стене. Кед поскользнулся на скользкой земле, потащив парня за собой. «Шлёп!» – и он лежал в луже грязи, как одна из свиней на их ферме. Когда идёт дождь они любят выбегать из сараев и плюхаться жирными тушами в лужи. Визжат, ликуют, радуются.
Гена попытался встать, но противный конверс вновь соскользнул. Точно он самая настоящая
Читать дальше