Борис Ярне - Мария

– Да он итак с пятнадцати лет там, – заметила мать. – Ой, сынок, пришлось ему натерпеться. Слава богу, дядю Альберта не помнит.

– Вспомниться, поверь, все вспомнится, – уверила Анжела. – Сейчас такое твориться в округе!

– Что ты все пугаешь-то?

– Давеча, тот дуб, на котором Альберт повесился, был весь воронами покрыт, – с ужасом в голосе, пролепетала Анжела. – Так не улетали, нечистые, пока мужики их дубьем не посбивали. Не к добру это. На границе земель весь скот пал. По ночам из леса вой доносится, да, слыхивала я, что огонь там адский видели. Никак ведьмы на шабаш сбираются. А в прошлую ночь у крестьянок сразу четыре сына родились. Ой, к беде, к войне. Недаром соседнее графство на нас смотрит.

– Да и мы на них, Анжела. У них, поди, не лучше там… – начала мать.

– Уж не знаю, как у них, мне нашей земли хватает. Дурные, дурные приметы… – Анжела перекрестилась.

– Да ты меньше приметам верь.

– Да как им не верить-то, когда все одно к одному. К Герамине бы сходить…

– Господь с тобой! – испугано воскликнула мать. – Анжела, она ж сама, что ни на есть, ведьма первая.

– Вот и я боюсь. Боюсь близко к лесу подойти. Ой, беда, беда. А граф-то наш? Я тебе так и не рассказала, не закончила. Племянница его с севера приехала-таки…

Анжела замолчала.

– Что ж ты? – спросила мать. – Приехала, стало быть, хорошо теперь графу.

– Приехала, – загадочно проговорила Анжела. – Одна! Через весь край. Одна на повозке. Одна, дорогая моя, одна! Представляешь?

– Да что ты заладила? Я поняла, что одна. Это как так она смогла?

– А я о чем говорю? Так вот! Говорят, все слуги по дороге сюда, кто помер, кто разбежался, кого поубивали вороги, да разбойники, а она одна цела, целехонька. Только без вещей – все разграбили, и… одна.

– А ее не тронули? – с сомнением в голосе спросила мать.

– А я о чем говорю? То-то и оно! – воскликнула Анжела. – Все странно у нас происходит.

– Ты видала ее?

– Я нет, не видела, но, слышала, красоты она неземной. Молода! Как она сама смогла добраться?.. Грамоты все при ней. – Анжела задумалась.

– Это ты к чему это?

– А к тому, – начала Анжела, – что могли враги наши вместо племянницы графа, лазутчика заслать, а то и еще чего похуже.

– Чего уж хуже?

– Ой, прокляты мы! – опять запричитала Анжела, – нечисть средь нас…

– Так что ты о графине-то?

– Странно мне, что такая красавица через полземли сама целехонька добралась. Никак соседи наши зло какое удумали.

– Что ты кругами ходишь? – возмущенно спросила мать. – Так что она сделать-то может, даже если это и так?

– Ох, знать бы, матушка… ну, ладно, пойду я. Сынку доброго здравия.

– Спасибо тебе, Анжела, заходи.

– Бывай, вдовушка, все наладится.

Генрих не стал заходить в столовую, а вернулся к себе, лег на кровать и задумался. Нужно было, отталкиваясь от чего-то, чего он сам не ведал, принять решение на будущее. «Матушка моя говорила о том, что отец мой с дядей Альбертом творили что-то жуткое в Святой земле, – думал он. – Матушка опасается, что я вспомню дядю Альберта. О чем она говорила? Я его помню. Да, я помню… Может, она об этом не догадывается? Но я помню, просто… да! – я ей об этом никогда не рассказывал! Ни тогда, когда я узнал о его смерти… ни после… почему? Чего я боялся? Я уже тогда знал, что снова увижу его?.. Его… черного всадника. Как такое может быть?»

Было это двадцать лет назад. Проведя два года в странствиях, после шестого крестового похода, осуществленного Фридрихом II, как раз тогда, когда папа отлучил его от церкви, назвав пиратом, а тот получил ключи от Иерусалима, дядя Генриха, Альберт, заехал к ним в замок погостить. Отец тогда еще не вернулся. Поскольку Генрих был совсем мал, он не слышал, да и не слушал, о чем его дядя разговаривает с его матерью. Он лишь заметил как-то, что мать его была чем-то напугана, и пару раз видел ее заплаканной. Дядя был нелюдим. Его поведение, – Генрих подумал об этом только сейчас, – чем-то напоминало поведение отца, когда тот вернулся в последний раз из похода. Но, в силу возраста он на это все не обращал внимание. Однажды, резвясь во дворе замка, он обнаружил невысокую деревянную лестницу, оставленную крестьянами, и решил ею воспользоваться для обследования стен замка. Приставив лестницу к стене, он заглянул в одно окно, но ничего интересного не обнаружил, в другое – тот же результат. А с третьим ему повезло. Окно выходило из комнаты с камином, и в ней он разглядел дядю Альберта, сидящего спиной к только что разведенному огню. Генрих хотел было постучать в окно, заставив дядю удивиться тому, как его племянник умудрился так высоко забраться, но в последний момент остановился. Он увидел в комнате еще одного человека. Тот стоял спиной к окну, он был облачен в длинный черный плащ с большим капюшоном, покрывающим голову. Незнакомец стоял перед дядей и, казалось, что-то ему говорил, но дядя смотрел мимо него, в пол, и вид у него был настолько потерянный, что Генриху стало его жалко. В этот момент незнакомец начал медленно разворачиваться к окну, и Генрих резво спрыгнул с лестницы. Через некоторое время он уже и забыл об этом маленьком приключении.