Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Поначалу он ничего не знал о Ребекке Фейрмаунтейн, матери Рамоны. А позже отметал все рассказы о ней как глупые слухи. Он не послушался советов отца и женился на Рамоне, а потом стало слишком поздно, и Джон попеременно обращался то к луне, то к Библии. Конечно, его предупреждали. Даже Рамона несколько раз пыталась поговорить с ним, но он ничего не желал слушать. Джон цеплялся за Библию, за память об отце, который говорил, что порядочный мужчина никогда не уйдет от женщины и от Бога. И жизнь пошла своим чередом. С тех пор случилось два благословенных события: во-первых, родился Билли, а во-вторых Ребекка Фейрмаунтейн, оставшаяся после смерти мужа совсем одна, переехала в дом аж за пятьдесят миль от Готорна, поскольку тамошняя земля была богата глиной, необходимой ей для гончарных работ.

Какой-то тип, которого Джон никогда не видел, городской, насколько можно было судить по одежде, прибивал к телефонному столбу рядом с магазином Сейера красочный плакат. Джон притормозил и вытаращил глаза. На плакате был изображен мужчина, воздевший руки к небесам, надпись под изображением гласила: «ВЕЛИЧАЙШИЙ ЕВАНГЕЛИСТ ЮГА ДЖИММИ ДЖЕД ФАЛЬКОНЕР! ТОЛЬКО ОДНА НОЧЬ! ПРИХОДИТЕ И СТАНЕТЕ БЛИЖЕ К БОГУ!» Ниже была вторая надпись, набранная более мелким шрифтом: «ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ЦЕЛИТЕЛЬСКОЙ СИЛЫ СВЫШЕ В ЛИЦЕ МАЛЕНЬКОГО УЭЙНА ФАЛЬКОНЕРА!»

Сердце Джона громко застучало. «Благодарение Господу!» — подумал он. Его молитвы услышаны. Он уже давно знал о Джимми Джеде Фальконере и его палаточных проповедях, спасших тысячи грешников; ему всегда хотелось попасть на них, однако каждый раз проповеди проходили слишком далеко от Готорна.

— Эй, мистер! — позвал он.

Незнакомец обернулся, его загорелое лицо ярко-красным пятном полыхнуло на фоне ослепительно белой рубашки.

— Когда и где будет выступать этот проповедник?

— Вечером, в среду, в семь часов, — ответил мужчина и ткнул молотком в направлении поля для софтбола, — вон там.

— Спасибо, — улыбнулся Джон. — Большое спасибо.

— Не за что. Придете? Приводите всю семью.

— Можете в этом не сомневаться! — Джон взмахнул рукой и поехал дальше. Его настроение поднялось от мысли о том, что он обязательно возьмет с собой Билли. Пусть мальчик послушает великого евангелиста, который, несомненно, вернет жителям Готорна почтительность к Господу.

В среду вечером, нарядившись в колючий темно-серый костюм, который был как минимум на размер меньше, чем нужно, Билли стоял на террасе. Запястья мальчика торчали из коротких рукавов, а галстук душил его, как удавка. Этим утром они с отцом ездили в парикмахерскую, и мистер Пил укоротил его шевелюру дюйма на два. Впереди волосы удерживались от порывов ветра слоем бриолина, но непослушный хохолок на затылке уже преодолел сопротивление жирной мази. Билли распространял вокруг себя сильный запах «Виталиса» — аромат, который он очень любил.

Несмотря на то что костюм стеснил все движения, Билли нетерпеливо ждал начала палаточной проповеди; он не понял, что представляет собой данное мероприятие, однако жители города уже несколько дней обсуждали это событие и то, кто что наденет и кто с кем сядет. Когда сегодня утром они с папой проезжали мимо поля для софтбола, Билли видел огромную палатку, которую устанавливали рабочие, и грузовик с опилками, передвигающийся по полю, как гигантский жук. Хрупкая с виду палатка заняла все поле для софтбола. Ее полог трепал пыльный бриз. От второго грузовика, на котором стояла лебедка, в палатку тянулись черные электрические провода. Билли хотелось остаться и понаблюдать за происходящим, поскольку он еще никогда не видел в Готорне такой активности, но отец слишком торопился домой. Проезжая мимо развалин дома убийства, они оба молча посмотрели на них, и Билли крепко зажмурил глаза.

В небе поднималась полная луна, а Билли зачарованно смотрел, как длинный луч света медленно описывает круги на поле для софтбола. Он услышал голоса родителей, доносящиеся из дома, и хотел уже испугаться, когда понял, что они не спорят; сегодня все будет прекрасно, потому что мама согласилась пойти вместе с ними на проповедь. Когда она поначалу отказывалась, стены дома содрогнулись от негодующих воплей Джона. Пререкания продолжались почти два дня. Они заключались в том, что Рамона холодно молчала, а Джон бегал вокруг нее, стараясь разозлить. «Но теперь, — думал Билли, — мы пойдем на проповедь все вместе, как дружная семья».