Клайв Баркер - Проклятая игра [litres]

Она кивнула, понимая логику происходящего, и подошла к нему сквозь тучу мух, чтобы развязать путы. Ее пальцы не были сильными, ногти обкусаны до мяса, но она работала над узлами с решимостью – очаровательная хмурая морщинка портила идеальную плоскость ее лба, когда она трудилась. Усилия были затруднены потоком напоминавшей желток жидкости, текшей из его разорванной плоти, которая склеивала все вокруг. Время от времени она поднимала на него свои карие глаза; он задавался вопросом, видит ли она происходящее перед ней разложение. Если и видела, то была слишком поглощена вызовом узлов, чтобы уйти; либо так, либо она добровольно развязывала его, осознавая силу, которой обладала при этом.

Только один раз девочка выказала признаки беспокойства – когда что-то в его груди отказало, часть внутреннего механизма соскользнула в озеро вокруг его кишечника. Он закашлялся и выдохнул воздух, по сравнению с которым канализация пахла первоцветами. Она отвернулась и скорчила гримасу. Он вежливо извинился, и она попросила его больше так не делать, а затем вернулась к проблеме. Он терпеливо ждал, зная, что любая попытка поторопить ее все испортит. Но со временем она разгадала загадку, и путы начали ослабевать. Его плоть, которая теперь находилась в консистенции размягченного мыла, соскользнула с костей запястий, когда он высвободил руки.

– Спасибо, – сказал он. – Спасибо. Ты была очень добра.

Он наклонился, чтобы развязать веревки на ногах; его дыхание – или подобие такового – скрипело в груди.

– Я пойду, – сказала она.

– Пока нет, Шэрон, – ответил он; говорить было тяжело. – Пожалуйста, не уходи.

– Но мне нужно быть дома.

Пожиратель Бритв посмотрел на ее кремовое лицо: она выглядела такой хрупкой, стоя на свету. Она отодвинулась от него, как только узлы были развязаны, будто первоначальная тревога вернулась. Он попытался улыбнуться и заверить ее, что все в порядке, но его лицо не слушалось. Жир и мускулы просто обвисли на черепе, губы ни на что не годились. Он знал, что слова вот-вот подведут его. Придется объясняться с помощью знаков. Он был на пути в более чистый мир – мир символов и ритуалов, где и полагалось обитать Пожирателям Бритв.

Его ноги свободны. Через несколько мгновений он мог оказаться на другом конце комнаты, где стояла она. Даже если она повернется и побежит, он сможет ее догнать. Никто ничего не видит и не слышит, и, даже будь иначе, как его накажут? Он уже мертвец.

Брир пересек комнату и направился к девочке. Маленькое живое существо стояло в его тени и не делало ни малейшего усилия убежать. Неужели она тоже просчитала свои шансы и поняла тщетность погони? Нет, она просто доверяла ему.

Он протянул грязную руку, чтобы погладить ее по голове. Она моргнула и затаила дыхание от его близости, но не попыталась уклониться. Он жаждал прикосновения своих пальцев, чтобы почувствовать ее блеск. Она была так совершенна: каким благословением было бы вложить ее частичку в себя, предъявить доказательство любви у врат рая.

Но ее вида было достаточно. Он заберет это с собой и удовлетворится; только ее мрачная сладость как знак, монеты на его глазах, чтобы заплатить за проезд.

– До свидания, – сказал он и неровной походкой направился к двери. Она прошла вперед, открыла дверь и повела его вниз по лестнице. В одной из соседних комнат плакал ребенок, это был завывающий плач младенца, который знает, что никто не придет. На крыльце Брир еще раз поблагодарил Шэрон, и они расстались. Он посмотрел, как она бежит домой.

Со своей стороны, он не был уверен – по крайней мере, сознательно – в том, куда ему теперь идти и зачем. Но как только он спустился по ступенькам и ступил на тротуар, ноги понесли его в направлении, которого он никогда раньше не знал, и он не заблудился, хотя вскоре оказался на незнакомой территории. Кто-то звал его. Его, его мачете и оплывшее серое лицо. Он шел так быстро, как позволяла анатомия, и как человек, призванный историей.

Уайтхед не боялся умереть; он боялся лишь того, что, умирая, обнаружит, что прожил недостаточно. Это было его заботой, когда он столкнулся с Мамуляном в коридоре пентхауса, и это продолжало его мучить, когда они сидели в гостиной, а шоссе гудело за их спинами.

– Хватит бегать, Джо, – сказал Мамулян.

Уайтхед ничего не ответил. Он взял из угла комнаты большую миску лучшей клубники Галифакса и вернулся на свое место. Пробежав опытными пальцами по ягодам в миске, он выбрал особенно аппетитную ягоду и начал ее грызть.