Волосы Кэтрин свисали на лицо, словно она забыла причесаться. На ней были лыжный свитер в красно-голубую полоску, синяя юбка и черные леггинсы. Диего был в обычном своем прикиде – безразмерной бордовой толстовке в серую полоску с эмблемой нашей школы и потертых джинсах.
– Твоя мама сказала, что ты был в магазине, – сказала Кэтрин. – Все хорошо?
Мне кажется, Кэтрин восприняла смерть Гейба тяжелее, чем любой из нас. Я и не знал, что они были так близки. Нестерпима была сама мысль, что кто-то, кто был нам так дорог, кого мы видели каждый день, взял и покинул нас. Ушел безвозвратно.
Кэтрин, казалось, сейчас разревется. У Диего на верхней губе застыли шоколадные «усы». Он даже не пытался их стереть.
Я упал в кресло напротив них.
– В магазине полный капец. Сами знаете, свежий снег. Всем охота покататься.
– С того катания на снегоходах я никогда больше не была счастлива, – проговорила Кэтрин, уткнувшись взглядом в кружку, стоявшую у нее на коленях.
Диего обнял ее рукой за плечи, пытаясь утешить.
– Есть что новенькое по этому выродку? – спросил он. – Полиция не напала еще на след? Ты хоть что-нибудь слышал обо всем этом?
Я покачал головой:
– Вообще ничего.
– И что нам пока делать? – спросила Кэтрин срывающимся голосом. – Делать вид, что все хорошо, прекрасная маркиза, нет никакого чокнутого маньяка, которому невтерпеж всех нас поубивать?
Ответить я не успел. Мы дружно повернулись на громкий стук во входную дверь. Я вскочил и побежал открывать. На всякий случай я сперва выглянул в окно гостиной, но оно настолько замерзло, что разглядеть посетителя я не смог.
Мама поспела к двери одновременно со мной. Приоткрыв дверь, я уставился на полицейского. Уже сгустились лиловые сумерки, а фонарь над крыльцом не горел. Лишь через несколько секунд я узнал в фигуре на крыльце офицера Гонсалес. Тем более что форменная зимняя шапка-ушанка частично скрывала ее лицо.
– Я войду?
Мы с мамой посторонились, пропуская ее. Она отряхнула тяжелые бутсы на коврике с надписью: «Милости просим!», сняла перчатки и распихала их по карманам куртки.
– Простите, что прерываю…
– У вас есть новости? – спросила мама.
– Не совсем, – отозвалась Гонсалес. Тут она увидела Диего и Кэтрин, замерших посреди гостиной. – О, как кстати. Тут и другие ваши друзья. – Она направилась к ним, а мы с мамой последовали за ней.
– Возможно, кто-нибудь из вас сумеет дать мне хоть какую-то информацию об этой девочке, Лиззи Уокер, – произнесла Гонсалес.
– Зачем? – удивился я. – Вы же сказали, что свяжетесь с руководством школы и…
Офицер Гонсалес пристально посмотрела на меня.
– В школе нет записей о Лиззи Уокер, – сказала она. – Вообще никаких.
Следующее утро я встретил с мыслями о Лиззи. Увиденный ночью сон не отпускал меня. На протяжении всего сна мы с Лиззи болтали по телефону. Причем я видел нас обоих одновременно. Мы будто находились в одной и той же комнате, однако продолжали долгий телефонный разговор.
Моргая спросонья, я все пытался вспомнить, о чем мы говорили. Сон выветривался из головы. Я сел и уставился на трепещущие занавески. Комната была выстужена. Не помню, чтобы оставлял окно открытым…
Мой взгляд упал на подключенный к заряднику телефон на столе. Ну почему я никогда не говорил с Лиззи по телефону? Почему мы никогда не переписывались?
У нее нет телефона, вспомнил я. Она сказала, что не может себе его позволить. Я представил ее в тот день, крадущую продукты из супермаркета.
– Может, она действительно бедная, – пробормотал я себе под нос.
Но если она так бедна, то как может жить здесь, в Норт-Хиллс, самом престижном районе Шейдисайда?
Впрочем… может статься, она здесь и не живет.
Я вспомнил другой вечер, когда хотел подвезти ее до дома, а она отказалась. А в первый вечер, когда она появилась в моем доме, сказала, что заблудилась. Притом что якобы живет от меня в паре кварталов.
Скорее всего, она лгала. Но… зачем?
– Может, она в бегах, – сказал я сам себе вслух.
А может, она сумасшедшая.
Она украла кольцо моей матери, а потом показывала его всей школе. Такое поведение никак не назовешь нормальным. Я вспомнил тот день, когда она воткнула мне в палец булавку. «Теперь мы с тобой связаны кровью», – сказала она тогда.
Мы связаны кровью – а я не знаю о ней ровным счетом ничего.
Я наспех принял душ, продолжая думать о Лиззи. Надел джинсы, футболку и свитер. Снизу, из кухни, тянуло запахом кофе и яичницы. Мама любит жарить яичницу по утрам. Я уже натягивал зимние ботинки, собираясь в школу, как вдруг запиликал мобильник.
Читать дальше