Вячеслав Романцев - Псы Господа

Не было необходимости убеждать кого-то во лжи.

А если бы была?

Когда он просил разменять квартиру — мать и Маришка сразу согласились.

Почему? Как он сможет узнать — добровольным ли стало то решение? Многие так делают, ничего особенного нет в желании взрослого сына жить отдельно. Но..

Но если бы он захотел чего-нибудь… такого… такого…

Светлов мысленно расхохотался, представив себя — убеждающего продавщицу в ювелирном одеть ему пару золотых цепей на шею — просто так, бесплатно, за красивые глаза.

Значит, им всем повезло, что Саша Светлов хороший человек? Что не причиняет никому вреда? Им повезло… А ему?

Что он теперь должен думать и чувствовать — когда начальник хлопает по плечу и говорит: «Молодец, отличная работа», когда друзья улыбаются и говорят, что он клёвый парень, когда девушка шепчет: «Я люблю тебя»?

Как он сам-то сможет жить, не зная, когда влияет на других людей, подчиняя их себе, а когда нет?

Он должен это знать. Точно и определенно.

…Открывая дверь своей квартиры, Светлов понял, что уже принял решение.

Да, ради этого знания… и, возможно, нового умения, будем честны перед собой, — он сменит работу, позвонит Борису Евгеньевичу и скажет, что согласен. Согласен на все.

Он должен знать — кто он есть и чего стоит в этом мире. Знать досконально.

Иначе жизнь не имеет смысла.

Сейчас те вопросы казались глупыми и смешными. Какая разница, кто он есть — если через несколько часов всё равно станет покойником?

А он станет — если не сумеет или не успеет перетереть свои путы о лезвие лопаты. О тупое и ржавое лезвие. Чем его, интересно, связали? Не веревка, что-то плоское, но длинное, куда длиннее брючного ремня… Вожжи? Вполне вероятно…

Смешно — на пороге третьего тысячелетия оказаться связанным вожжами… Но скоро станет не до смеха.

Небо в крошечном прямоугольнике как бы окошка медленно светлело.

— Берём? — шепотом спросил Костоправ.

Лесник молча кивнул. И пошагал за мужчинами, одетыми в одинаковые кожаные куртки. Все варианты действий долгожданных гостей просчитаны заранее — и этот тоже.

Перрон на станции Сланцы был без ограждения. И низенький, возвышавшийся над землей не более чем на полметра. Костоправ спрыгнул с него и исчез в темноте, на ходу доставая прибор ночного видения, — предстояло ему пробежать по широкой дуге и отрезать потенциальным беглецам возможный путь отступления.

Слава Ройтман держался позади, крался незаметно в густой тени вагонов. Начать Леснику предстояло одному — пусть клиенты расслабятся, пусть почувствуют себя хозяевами положения… Глядишь и выкинут какой глупый фортель.

До последних двух вагонов свет фонарей не долетал. Окна не освещены, двери закрыты…

Надо понимать, никто из пассажиров в этих вагонах не просил проводников разбудить их в Сланцах. Отлично, меньше проблем.

Лесник ускорил шаг. И громко произнес официальным, сухо-казенным голосом:

— Минуточку, граждане! Па-а-апрошу ваши документики!

Милицейское удостоверение — на самый крайний случай — у него имелось. Но тянуться за ним Лесник и не подумал. Потому что чутьё, никогда не подводившее, просигнализировало: начинается!

Мужчины синхронно развернулись — один через правое плечо, другой через левое. Женщина продолжала шагать, как шагала — и остановилась, лишь когда спутник дернул ее за локоть.

Рука противника — Лесник уже воспринимал их именно так — скользнула во внутренний карман куртки. За документами? Едва ли… Его напарник, похоже, носил в рукаве нечто режущее или колющее — два пальца нырнули под обшлаг незаметным в темноте движением. Не для Лесника незаметным, разумеется.

Ни слова мужчины не произнесли. Не спросили, какое, собственно, ведомство представляет их собеседник. Не поинтересовались, как он намерен изучать документы почти в полной темноте. Спокойно и деловито собирались убить дурака, не подозревавшего, что его ожидает.

Лесник вышел на ударную дистанцию. И мог бы начать первым, но не спешил. Пусть раскроются, пусть покажут, на что способны…

Работали против него люди опытные. Тот, что доставал пистолет — достал, быстрым и натренированным движением. Но в ход не пустил. Прикрывал приятеля, извлекшего из рукава нож — очевидно, прикончить Лесника они вознамерились без излишних звуковых эффектов.

Пора! — решил он, когда клинок решительно устремился вперед — прямиком ему в сердце.