Анатолий Даровский - Часы бьют полночь [СИ]

Только что её руки были чисты.

Вагон тряхнуло, как в лихорадке.

— Это пройдёт, — ласково раздалось сбоку, и плеча коснулась чужая мягкая рука. Рука мертвеца, вдруг поняла Оля, но страшно от осознания не стало.

— Ма… рина? — сорвалось с языка незнакомое, но такое родное имя.

Женщина, сидевшая рядом с ней на продавленном коричневом сиденье, кивнула. Хрупкая, русоволосая, со светлыми серыми глазами, чужая и далёкая, но при этом близкая — рукой подать.

— Я. Теперь помнишь, верно? Помнишь, потому что всё исправила, и этого мира нет и больше никогда не будет. Ты умничка, я всегда знала. Ты смогла всех спасти.

— Почему вы… так говорите, — прошептала Оля. — В смысле… вы ведь даже не моя мать.

Декорации вокруг плыли и смазывались. Изменилась её одежда, волосы залепила какая-то склизкая дрянь, а на джинсах проявились чёрные пятна, похожие на мазут. Да и сама она как будто стала… меньше? Младше?

Всё, что оставалось прежним, — разом опустевший вагон, летящий через неизвестность. Да ещё женщина по имени Марина на соседнем сиденье.

— Потому что я — твоё прошлое, — рассмеялась та. — А ещё потому, что должен же кто-то приглядывать за непутёвыми детьми, чтобы они не натворили дел, правда? Вот я и приглядываю.

Она умолкла и вслушалась в шум поезда. Оля помотала головой. Вагон по-прежнему слишком сильно трясло, но, кажется, он… замедлялся? И за окнами вместо тёмных нагромождений кабелей начинали вырисовываться очертания станции.

— Вставай, — позвала Марина и сама поднялась с сиденья. — Твоя остановка.

Оля послушно встала и пошла к выходу. Двери распахнулись, как только она коснулась их рукой.

Платформа парила в пустоте, и, стоило Оле шагнуть на неё, как исчез, растворяясь, поезд за спиной. Точно и не было. Теперь всё, что осталось, — тьма, окружавшая её со всех сторон, и звёзды, горящие в этой тьме, нет, не звёзды, не совсем звёзды, совсем не звёзды.

…ягоды?!

В нос шибануло приторным запахом винограда, и Оля едва не потеряла равновесие. А когда осмотрелась по сторонам снова — утратила дар речи.

Витой стебель оплетал платформу. Огромная, невозможная лоза стелилась по холодному камню, обвивалась вокруг колонн, уходила в небеса, в пустоту, вверх, вниз, во все стороны, сияла неземным светом, от которого становилось больно глазам.

— Как это… красиво, — прошептала Оля, едва не теряя сознание: от сияния кружилась голова и тошнота подкатывала к горлу.

— Очень, — невесомо подтвердила Марина где-то у неё за спиной. — Ну, что ты стоишь? Поприветствуй его, пока вы совсем не потерялись. Это место доживает последние мгновения, в конце концов. Будет грустно, если ты так и не узнаешь, кого видела.

От ближайшей колонны отлепилась тень. Чёрный дым с алыми всполохами, силуэт, в котором от человека было меньше, чем от призрака. Угрожающий, нелюдской. И всё же… знакомый? Почти родной?

Существо приблизилось к ней, вытянуло эфемерную конечность и невесомо коснулось Олиной щеки.

— Это ведь он, да?.. — прошептала та, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Я всё пыталась его вспомнить, а он всё это время был рядом. Даже… после того как перестал быть человеком.

— Даже после этого, — эхом отозвалась Марина. — Всё-таки свой долг я выполнила. Воспитала хорошего сына, пусть во многом и не сама. Знаешь, — она усмехнулась, — даже когда он выглядит вот так, я всё равно его люблю. Но он таким никогда уже не станет — и к лучшему.

Силуэт подёрнулся дымкой и начал понемногу развеиваться. Облачными хлопьями опадали с призрачного тела целые пласты чёрного дыма, гасли искры. Прошла всего пара вдохов — что это за единица измерения такая непонятная? — и от него совсем ничего не осталось.

Поверхность под ногами содрогнулась. Прямо у Оли на глазах камень платформы пробил, прорастая сквозь него, очередной виноградный стебель. Огромный — она в жизни таких не видела.

— Что это такое? — пробормотала она. — Что за… виноградник?

— Зачем ты задаёшь вопросы, на которые нет ответов? — откликнулась Марина. — Никто не знает, что такое этот виноградник. Но будущее, прошлое, настоящее — всё стоит на его стебле. А во тьме, из которой он растёт, живут чудовища.

Мать опять говорила загадками. Оля запуталась. Она решительно ничего не понимала. Она была всего лишь девушкой, которой только что было девятнадцать и вдруг снова стало пятнадцать, девушкой, что стояла посреди летящей в пустоте платформы и слушала голос давно умершей женщины. Она точно не была готова для таких откровений!