Виктор Точинов - Темные игры – 3 (сборник)

Но изредка самым упорным юным соглядатаям удавалось полюбоваться на мохнатое чудище. Рассказы их, без сомнения, грешили преувеличениями: собака с годовалого теленка, где ж такое видано? — но в описаниях внешности пса сходились, и по всему получалось, что порода для здешних мест невиданная, а в Парголове проводили дачный сезон богатые столичные жители, многие со своими собаками, зачастую весьма породистыми.

Причем у Трофима Грубина это была уже вторая такая собака, или даже третья, но тогда получалось, что самую первую Николаша по малолетству не застал. Где мясник доставал щенков или откуда их выписывал, никто не знал. Да и не доискивались: мяснику-то содержать этакую псину не так уж затратно, при разделке туш всегда остаются не особо пригодные в пищу остатки (в городе и их можно продать тем, кто победнее, но не в Парголове, где бедных не водится, где все покупатели — богатые столичные дачники), — а поди-ка прокорми за свой счет прожорливую мохнатую громадину...

Но в фольклоре юных обитателей Парголова все поколения грубинских собак слились в единую хнотическую сущность, в постоянного и вечного обитателя здешних краев. Миф не может стареть и дряхлеть, в отличие от реальной собаки...

Рассказывали о легендарном псе разное, в основном выдуманное... Например, гуляла в разных изводах история о двух незадачливых злоумышленниках, по скудоумию своему решивших ограбить дом богатого мясника и выждавших, когда Грубин с дочерью ненадолго уедут. Дело, якобы, происходило зимой, и на снегу четко отпечатались следы воров, ведущие к грубинскому забору... Обратного же следа не было даже одного. И в полицию мясник о попытке грабежа не заявлял... Два человека словно растаяли в воздухе (а на деле, разумеется, были переварены желудком косматого монстра), в иных версиях называли даже фамилии крестьян из окрестных деревень, якобы сожранных...

Небольшая доля истины в той легенде была. Зимой, когда в Парголове оставалась едва ли десятая часть летнего населения, в опустевших дачах изредка, что называется, «пошаливали»... И крестьяне, и залетные столичные мазурики, но серьезного размаха эта напасть ни разу не обрела, — урядник Ерофеич, что о нем ни думай, службу знал туго. Кое-кто, прихваченный на горячем, и в каторжные работы поехал, других, из соседствующих крестьян, поучили на месте батогами, до суда не доводя... А попыток ограбить дом мясника и вовсе не случалось.

В другой легенде все происходило наоборот: в разных ее версиях исполинская собака сама покидала охраняемую территорию, — иногда через сделанный под забором подкоп, иногда иным способом, — и охотилась на запоздавших ночных прохожих среди аллей шуваловского парка, либо на улочках Парголова... Оснований для таких россказней имелось еще меньше.

Занятый мыслями о собаке, Николаша как-то незаметно дошагал до цели своего путешествия.

Дом Грубиных располагался иначе, чем большинство здешних дач — не в глубине участка, а так, что фасад находился заподлицо с высокой оградой. Основательное двухэтажное строение, лишенное каких-либо архитектурных излишеств (а на окрестных домах их хватало, порой парголовские дачи проектировали весьма известные архитекторы). Над дверью красовалась непритязательная вывеска: ГРУБИН. МЯСНАЯ ЛАВКА.

Николаша помедлил, не торопясь зайти внутрь, — собирался с мыслями и еще раз обкатывал в мыслях тезисы предстоящего разговора. Какие виды имеет Трофим Грубин на будущность дочери, он не знал, да и она тоже, — парголовский мясник, готовый поболтать с покупателями обо всем на свете, своими замыслами ни с кем и никогда не делился, даже с Ульяной. Однако же понятно, что Грубин — человек состоятельный, и за абы кого, за первого встречного голодранца, дочь не отдаст. Уле восемнадцать — ждать совершеннолетия и получения паспорта еще почти три года, а сейчас против родительской воли не пойдешь... И Николаша, все заранее обдумав, решил построить разговор так: да, сейчас он не из богачей, и даже не из зажиточных, — пенсии за погибшего под Мукденом отца едва хватает на жизнь, и, чтобы обеспечить сыну достойное образование, матери приходится и на дачах чужих прибирать, и другими похожими работами заниматься... Все так. Но он, Николаша, студент, — и через три года станет инженером-путейцем. А это — положение в обществе, и виды на карьеру, и неплохое жалованье, наконец. Жене его бедствовать не придется, и приработки на стороне искать не придется тоже. И дети, если народятся, в нужде жить не будут.