Виктор Точинов - Темные игры – 3 (сборник)

Затем резко, на полуслове, сменил тему:

— О матери своей Ульяна что тебе говорила?

— Да ничего почти... — удивленно протянул Николаша. — Не помнит мать она. Та умерла, когда Уля совсем крохой была... С отцом росла.

— Может и умерла... — с непонятным выражением произнес Ерофеич. — Да только никто ее мертвой не видел. И на погосте нашем такой могилки нет.

— Но...

— Помолчи, паря. И меня послушай. А потом сам решать будешь, родниться тебе с этим семейством или нет.

Так вот... В тот год, понимаешь, только-только лес наверху начали вырубать под дачи... Снизу, от станции, рубили, а вот здесь, где сидим мы сейчас, бабы наши еще ягоды да грибы собирали... Они-то ее и нашли, Матрена Крутикова и с ней... эх, вылетело имя с памяти... Но не суть, главное, — нашли. Кого, кого... да не Ульяну твою, сам понимаешь, той истории уж с четверть века будет, как бы и не поболее... Мать ее нашли... в смысле, будущую. Бруснику собирали, глядь: лежит на кочке. В беспамятстве лежит, и голышом, ну даже ни самомалейшей тряпицы на ней нет, чтоб срам прикрыть, и рядом с ней нет... Но живая, дышит.

А на вид лет четырнадцать было, титьки только-только нарастать начали, уже не девчонка, еще не барышня... Да, да, именно что барышня — руки ее посмотрел, сразу видно: крестьянской работы не знала. И вообще тонкая кость, породистая... Меня ведь туда, на полянку, первым делом вызвали, раньше доктора даже поспел... Ну, думаю, беда, какую-то городскую с нижних дач снасильничали, да в лесу бросили, а она в беспамятство от таких дел впала... И если из важных птиц ее родители случатся, тут мало никому не станет, а мне первее всех: спорют лычки, да и законопатят рядовым стражником, куда Макар телят не гонял... Но все не так просто обернулось. Доктор в околотке осмотрел — нет, говорит, не насильничал никто, не изгалялся над девчонкой. И с дач господских никто не пропадал, и от поездов не отставал, и из Питера розыскных листов на пропавших подходящего возраста не приходило...

Пока доискивались, кто она есть, девчонка в себя пришла... Да проку мало с того оказалось: не по-нашенски говорила... и не по-чухонски, я ихнюю речь разумею... И не токма я, людей тут много по лету отдыхает, в науках и в прочем сведущих, — так и они не поняли, о чем девчонка толкует, даже не опознали, каких краев-земель речь у нее... А слова и впрямь странно очень произносила... сейчас и не вспомню ни одного, но как-то вот не по-людски все звучало...

Ну и куда ж ее такую? В околотке держать невместно, поправилась... Стали бумаги в сиротский приют оформлять. Да не успели, по-иному все вывернулось.

Баронша Коппель, понимаешь, девчонкой заинтересовалась. Ей, баронше, тогда только-только дом в средних дачах отстроили, тот, что сгорел в позапрошлом годе...

(Николаша хорошо помнил сгоревшую дачу действительного статского советника барона фон Коппеля. Красивый был двухэтажный дом, хоть и не новый, и несколько помпезный: с эркерами, мансардами, пилястрами и прочим декором... Жаль, что сгорел. А баронессу фон Коппель он помнил очень смутно, скончалась та в детские годы Николаши, лет десять назад.)

В общем, в околоток баронша заглянула, по-немецки да по-французски с найденкой нашей попробовала, да без толку, понятно... И чем-то девчонка ей приглянулась — к себе ее, понимаешь, забрала, на полный пансион и уход. В подружки своим дочерям как бы, те погодки были примерно тех же лет...

Окрестили потеряшку Глафирой — ясно ж, что из басурман каких-то происходит, и фамилию придумали: Найденова... Так и росла в семействе баронском. Пообвыклась, по-русски очень быстро заговорила, и учителя, что баронских дочек учили, на нее нахвалиться не могли: все на лету схватывала...

Приходил я как-то к ним, с Глашей потолковать: что из жизни своей допрежней помнит... Очень любопытственно было, с чего такой случай небывалый приключился, откуда взялась-появилась. Да не сложилось: по нашему она уже изрядно болтала, но ничего рассказать не могла, не помнила, — жизнь, понимаешь, для нее с чистого листа началась на той полянке с брусничником. Так я и ушел ни с чем...

Потолковали о том происшествии, потолковали, да и забывать начали. А годы текли помаленьку, дочки баронские в возраст вошли, потом замуж повыходили, упорхнули из родного гнезда, значит. Одна Глафира с бароншей осталась... И, мнится мне, Коппельша все чаще задумываться стала, куда б и ее пристроить. А дело-то не простое, — растили ее как благородную, но по бумагам мещаночкой записана, да и бесприданница, считай, — старый Коппель поместьев вроде как особых не имел, службой кормился, да и двум родным дочкам на приданое потратился только что... Так что получилась барышня ни рыба, ни мясо: среди ихних друзей-знакомцев никто к такой не засватается, а за кого-то из простых отдать — вроде как зазорно получится, не по чину...