Виктор Точинов - Темные игры – 3 (сборник)

...Очнулась она тоже от боли. Но то была иная боль. Адски болела голова, болела нога, болела грудь при каждом вздохе, — но теперь Кристина, по меньшей мере, видела окружающий мир, могла оценить обстановку и попытаться что-то сделать.

Руки действуют, нога — та, что болела — согнулась и разогнулась без взрыва резкой боли. Значит, не сломана, значит, способности к передвижению Кристина не потеряла.

Она лежала на спине, глядя вверх. А над ней нависал геометрически правильный квадрат неба, очерченный стенами шахты, — голубой, ни единого облачка, и неправдоподобно яркий; для взгляда человека, стоящего на земле, небо никогда не обладает столь насыщенным оттенком.

А еще по голубому фону передвигались какие-то темные точки. Кристина поначалу приняла их за фантомные пятнышки — наверняка ведь схлопотала сотрясение мозга, а при нем это обычное дело — но потом вгляделась и поняла: птицы. Кружившие над развалинами птицы опускались все ниже, казались теперь крупнее, можно было различить широко раскинутые крылья... Не мелкие птахи. ВорОны, наверное...

Ищут падаль? Не дождетесь!

Кристина разозлилась сама на себя. Лежит тут и пялится на пташек божьих, а время уходит. Она жива, а значит ничего еще не потеряно. Партия продолжается, глупо проигрывать самую большую в жизни ставку из-за дурацкой случайности, из-за обрушившейся старой ржавой лестницы. Надо выбираться, и желательно вместе с деньгами. Если не получится, — звать на помощь. Стены шахты сигнал мобильного не экранируют, она проверяла, а значит...

Она застонала. Не от боли, от досады. Вспомнила айфон, выброшенный в мусорку у ветеринаров. Другой телефон — простенький, без наворотов, но с симкой, зарегистрированной на абсолютно постороннего человека — так и остался в бардачке «шкоды».

Значит, надо выбираться самой. У нее двое суток, потом Михаил придет за своими деньгами... Если, конечно, не додумается до связи между исчезновением жены и тайником. Тогда времени еще меньше, и разлеживаться нечего.

Она начала выбираться. И тут же поняла, что ловушка куда крепче, чем представлялось поначалу.

Проклятая железяка прочно прижала ее к бетонному дну шахты. Кристина несколько минут, извиваясь ужом, пыталась выползти из-под нее. Продвинулась на два или три сантиметра и застряла окончательно. Попыталась приподнять, увеличить зазор — ржавая конструкция даже не шевельнулась.

Капкан.

И выхода нет.

О том, что случится после того, как Михаил обнаружит ее здесь, Кристина не думала. Ничего хорошего тут не надумаешь...

Она думала о Дарте. Как он там, бедняга? Не испекся в запертой машине, пока Кристина лежала в отключке? Она-то хоть знала, чего ради рискует, а ему за что такая казнь?

Энергичные попытки выбраться даром не прошли, чувствовала себя Кристина теперь значительно хуже. Железяка придавила грудь сильнее, чем раньше, мутило, голова кружилась, казалось — еще чуть-чуть, и снова наступит беспамятство.

Голубой квадрат неба словно бы приблизился, нависал, давил. Птицы тоже опустились ниже, и теперь можно было сказать с уверенностью: да, накручивают круги в вышине именно вороны. Выжидают, когда можно будет полакомиться бездыханной падалью... И вполне возможно, что дождутся.

В этот момент, именно в этот, когда безнадега цепко ухватила за глотку, — сверху донесся звук, подаривший надежду. Вроде как скрежетнули битые кирпичи... Под чьей-то ногой?

Кристина не дышала, прислушиваясь. Тишина... Показалось? Слуховые галлюцинации? Нет, снова осторожный хруст...

Она набрала полные легкие воздуха, готовая закричать, позвать на помощь. Кто там рыскает наверху, неважно. Как она объяснит свое появление здесь, тоже неважно, уж придумает какую-нибудь легенду. Главное — получить помощь, вырваться из смертельной ловушки.

Крик не прозвучал.

Потому что голубой квадрат неба наискось прочертил какой-то предмет, падающий сюда, в шахту, — и упавший с глухим шлепком совсем рядом, и Кристине показалось... показалось...

Она поворачивала шею — с хрустом, с болью, позабыв о намерении звать на помощь. И разглядела-таки в полумраке...

На бетонном дне шахты буквально в метре от Кристины лежал Дарт. Мертвый. Шея вывернута под неестественным углом, наверняка сломана, — и остекленевшие глаза кота, казалось, внимательно рассматривали хозяйку.

Она — мгновенно — поняла всё. И лишь тогда закричала.

Крики отражались от стен, шахта работала, как огромный резонатор, — и к голубому небу неслись слова и выражения, давным-давно исключенные Кристиной из своего лексикона. Она материлась так, как умеют при нужде материться девчонки, выросшие в рабочих пригородах провинциальных райцентров. Потом смолкла, обессилев... Перед глазами плыли красные круги, в ушах еще стояло эхо гневных воплей.