Олег Кожин - Игра в куклы [litres]

– Если они будут, эти следующие, – тускло выдавил Ярик.

– Непременно! И теперь мы точно будем готовы… Эм-м-м… Славка, ты чего делаешь?

И тут случилось странное. Никто не ожидал, что Славка, с трудом восстанавливающий дыхание после небольшого спринта, подойдет к воротам и прикоснется ладонью к холодным прутьям. Да он, похоже, и сам от себя не ожидал.

Полыхнул свет. Нестерпимо яркий, болезненный и неуловимо нездешний. Так сияют прожекторы космического корабля в фантастическом фильме. Так распускаются бутоны инопланетных цветов. Так горит аура неупокоенных душ, потревоженных в старинном склепе. Славка испуганно отдернул руку, но световое пятно, напоминающее гигантского спрута, уже разбрасывало сияющие щупальца, цепляясь за нашу реальность.

Разбираться нет времени, понял Жан. Он обернулся, ловя взгляд Фаины Григорьевны. Стоящая у Речного вокзала библиотекарша молча кивнула ему, и Жан тряхнул головой, отбрасывая сомнения. Он пригнулся, словно собираясь нырять в эпицентр бурлящего света, поднял руку, призывая команду подготовиться, а затем, сжав ее в кулак, решительно шагнул вперед. Получилось несколько пафосно, как у киношных спецназовцев, но додумать эту мысль Жан не успел. Гигантская невидимая веревка оплела его талию и резко рванула вперед, ослепляя, оглушая, лишая голоса.

Когда растаяли последние всполохи и реальность восстановилась, перед воротами никого не было. Фаина Григорьевна поняла, что не дышит, и шумно втянула прохладный, напоенный влагой воздух. Из сумочки, которую Жан опрометчиво окрестил дамской, Фаина Григорьевна извлекла литровый термос и, скручивая крышку, отметила, что руки почти не дрожат. Почти. Полилась исходящая паром струя в крышку термоса. Ощутимо запахло корицей. Фаина Григорьевна осторожно пригубила кофе, с удовольствием ощущая, как по телу разбегаются горячие ручейки. Дрожь унялась, уступив место твердой решимости идти до конца. Фаина Григорьевна отступила обратно в тень и приготовилась ждать. Столько, сколько потребуется.

Первым вернулось обоняние. Пахло сыростью, гниющими растениями, стоячей водой. На удивление, не то чтобы неприятно – скорее непривычно для городского жителя. Болотом пахло.

Боясь открыть глаза, Славка пошарил руками перед собой. Пальцы наткнулись на что-то мягкое, но тут же отдернулись: «что-то мягкое» шевельнулось. Следом шевельнулась сама твердь земная. Задрожала, попробовала вспучиться и наконец закряхтела:

– Э, слышь? Слезь с меня!

Веки Славки распахнулись, и он, насколько мог проворно, скатился с распластанного Ярика. Друг, охая и постанывая, пытался подняться на ноги. Славка же так и остался на четвереньках. Коленки и ладони погрузились в пружинистую губку мха и вмиг сделались мокрыми. Помаленьку картинка перед глазами перестала напоминать бешеный калейдоскоп. Мир соткался в серую реальность, тянущуюся до самого горизонта. Здесь, на этой стороне реальности, стоял пасмурный день, или, скорее, застывшие во времени сумерки.

Покачиваясь, Славка сумел удержаться на своих двоих. Даже сделал шаг-другой, чтобы встать плечом к плечу с Яриком, который все еще охал, потирал ушибленные бока и бросал на друга красноречивые взгляды. Залившись краской, Славка старался смотреть прямо перед собой. Там уже стояли Жан и Лена, и фигуры их казались до ужаса маленькими на фоне расползшегося, разросшегося, захватившего весь мир Болота.

Именно так, с заглавной буквы. Потому что это Болото претендовало на имя собственное. Потому что эта Топь была Матерью всех топей. Оно жило, бурлило, чавкало, переваривая, точно гигантский желудок, самое себя. Без ориентиров, не в силах зацепиться за рахитичные кусты и свитые узлами деревца, взгляд ускользал вдаль и там обрывался с земного края и в потоках мутной жижи, некогда бывшей водой, падал мимо трех слонов и гигантской черепахи… или, скорее, других, куда более страшных и древних существ, на которых держался этот небывалый мир.

Славка помотал головой, приводя реальность в чувство. Картинка перестала рябить и двоиться, но Болото никуда не делось. Оно разлеглось, терпеливо дожидаясь, когда путники сами устремят к нему свои стопы. И уж тогда оно покажет им, что терпение это обманчиво, а под ним скрывается вечный неутолимый голод. Болото свяжет им ноги. Крепко схватит за пояс. Поднатужившись, проглотит по плечи. И вскоре лишь гроздь пузырьков на поверхности затхлой воды напомнит о том, что еще недавно кто-то здесь кричал, извивался и рвался что было сил, надеясь перебороть чудовищную мощь.