Робертсон Дэвис - Чародей [litres]

Но тщетно. Чарли, похоже, придерживался взглядов XIX столетия, когда нагота не то чтобы считалась абсолютно недопустимой, но куталась в соображения высочайшей морали. Часто цитируют некую миссис Бишоп, известную путешественницу, которая сказала: «Женщина может быть обнаженной и при этом вести себя как настоящая леди». За чайным столом, надо полагать. Но для леди неизмеримо лучше было никогда, никогда не обнажаться. Браунинги, счастливо женатые в течение долгих лет, судя по всему, никогда не видели друг друга голыми. Поневоле задаешься вопросом: неужели любопытство ни единого разу не возобладало? Неудивительно, что мужчины с совершенно здоровыми влечениями прибегали к услугам публичных домов, обитательницы которых не были одержимы скромностью, хотя, возможно, и не блистали красотой.

В литературе эта тема возникает редко, но в чрезвычайно популярном романе «Трильби», написанном, если не ошибаюсь, в 1894 или 1895 году, у героя случается нервный срыв, когда он обнаруживает, что обожаемая им девушка, натурщица в Париже, на самом деле позволяет мужчинам рисовать ее, как тогда выражались, в костюме Евы. И его мать (о эти викторианские матери!) и сестра (о эти будущие викторианские матери!) изо всех сил стараются утешить его в бездне отчаяния. Остается только гадать, как прошла его первая брачная ночь, когда дело наконец дошло до свадьбы, – только не с потасканной Трильби. Еще вспоминается Рескин, пораженный импотенцией в первую брачную ночь от открытия, что у его невесты – известной светской красавицы, прошу заметить, – на лобке растут волосы: украшение, о существовании которого Рескин, видимо, не подозревал, несмотря на возвышенное знакомство с величайшими в мире шедеврами изобразительного искусства. Рескину в это время было двадцать девять лет.

Я уверен, что скромность подразумевает умеренность – некую золотую середину между грязной распущенностью, какую я встречал у Эдду, и извращенной стыдливостью Чарли, боящегося, чтобы вредная большая девчонка (Кристофферсон) не «подглядела» его в ванне.

Но Кристофферсон подобного не терпела и настаивала на том, чтобы собственноручно вытереть Чарли огромным шершавым полотенцем, зная, как плохо иногда вытираются больные.

– Он как глупый маленький мальчик, – говорила она мне. Да, и мне еще предстояло узнать, насколько странный мальчик.

В состоянии Эмили Рейвен-Харт наконец случился перелом. Чипс любовно пилила ее, пока не вынудила наконец снова сходить к Дюмулену и сообщить, что выписанные им таблетки не работают. То был один из ранних антидепрессантов, еще не очень действенный. Дюмулен наконец сделал надлежащие выводы из внешности и поведения Эмили и настоял на осмотре, при котором обнаружился запущенный рак правой молочной железы: сосок втянут, кожа морщинистая. В тот же день Эмили отвезли в больницу и назавтра провели радикальную мастэктомию с иссечением подмышечного лимфатического узла. Я прекрасно знал, что это может не полностью устранить болезнь, и подстроил как бы случайную встречу в тот же день и с Дюмуленом, и с хирургом, проводившим операцию, поскольку они оба обедали в моем клубе.

– Я полагаю, вы сразу же начнете лучевую терапию, – сказал Дюмулену хирург, упражняя свое искусство на паре бараньих отбивных.

– О, конечно. Без промедления, – ответил Дюмулен, хлебая какой-то густой суп. – Само собой разумеется.

– Но что именно вы собираетесь ей сказать? – Я предварил отбивные устрицами.

– Что это самое подходящее лечение, – ответил Дюмулен. – Что мы ни в коем случае не можем им пренебречь.

– Но я надеюсь, вы не собираетесь ей говорить, что она сможет вернуться к работе?

– Это было бы преждевременно, – ответил Дюмулен.

– Слушайте, Джордж, со мной не надо осторожничать.

– Вы все-таки друг пациентки.

– Но я врач, как и вы. Дело швах, верно?

– Я так никогда не заявляю, – сказал хирург, крупный, мясистый и мощный. Судя по его виду, он никогда, ни при каких обстоятельствах не говорил ничего неприятного. – Я видел удивительные случаи выздоровления, когда этого совершенно невозможно было ожидать.

– Но гораздо чаще вы видели метастазы, с появлением которых очень скоро все было кончено, правда ведь?

– Это, конечно, всегда возможно, – ответил Дюмулен, – но надо подождать рентгеновских снимков. Спешить никогда не следует.

– А что же вы ей скажете?

– Слово – серебро, молчание – золото. Я всегда руководствуюсь этим принципом. Следует держаться бодро, знаете ли. Никакой мрачности.