Сьюзен Хилл - Смерть под маской [litres]

Оно сопровождало меня по жизни.

Я оглянулся на старуху. Голова ее была откинута назад, глаза закрыты – высохшая оболочка.

Она, однако, заговорила так, что я вздрогнул:

– Вот теперь вы видите.

В горле у меня пересохло, пришлось откашляться, прежде чем ответить, но мой голос звучал как-то странно, словно чужой:

– Вижу, но едва ли что-то понимаю.

Однако я понимал. Уже тогда, разумеется, понимал. С того самого момента, как мой взгляд упал на фотографию. И все же… Что все это значит?

Я вернулся в кресло напротив графини.

– Налейте себе еще, пожалуйста.

С благодарностью выпив виски и налив себе вторую порцию, я сказал:

– Так вот, признаюсь как на духу: я ничего не понимаю. Могу лишь предполагать, что это какая-то мистификация… Картина не может соответствовать своей датировке. Значит, тут некий трюк, фальсификация? Надеюсь, вы объясните.

Говорил я фальшиво-удивленным голосом, к тому же чересчур громко, и, по мере того как слова тонули в воцарившемся между нами безмолвии, чувствовал, что веду себя глупо. Объяснять можно как угодно, а вот насмешничать тут не пристало.

Графиня холодно взглянула на меня:

– Здесь нет никакой мистификации или ошибки. Впрочем, вы знаете это.

– Я это знаю.

Молчание. Я гадал про себя, как может столь большой дом быть таким тихим. Мой опыт убеждал, что старые дома полны звуков: в них что-то шуршит и поскрипывает, слышатся тихие голоса и странные шаги, они живут своей собственной жизнью, – однако здесь царило безмолвие.

Сначала все шло своим чередом. Свекор умер, и мы погрузились в поток дел, сопровождающих смерть, а у мужа началась новая жизнь со всеми ее обязанностями. Мы даже не переехали в небольшой домик на краю усадьбы, который предназначался нам после бракосочетания, и вынужденно оказались хозяевами вот этого особняка. Мы едва распаковали свадебные подарки, для большинства из них здесь не было места. Прошла неделя. Лоуренс и его мать не оправились от горя и пребывали в глубоком трауре. Я тоже печалилась, хотя свекра почти не знала. Бродила по этому громадному жилищу как потерянная, стараясь познакомиться с каждой комнатой, найти свое место, чтобы ни у кого не путаться под ногами. И в своих блужданиях однажды наткнулась на венецианскую картину. Ее вместе с другими вещами поместили в небольшую гостиную на втором этаже, где, как мне думалось, бывали редко. В гостиной пахло сыростью, сам воздух казался здесь нежилым и никчемным. На окнах тяжко повисли шторы, подбором мебели, похоже, никто себя не утруждал.

Картину поставили на полупустой книжный шкаф. Когда я вошла, она была обращена в мою сторону. И… и казалось, что меня притягивает к ней и каждое лицо обращено в мою сторону. Высказаться точнее я не в силах. Каждое лицо. Я хотела сразу же уйти оттуда, но не могла: картина влекла меня к себе, как будто любой изображенный силился меня удержать. Пока я приближалась, одни лица уходили вдаль, другие совершенно пропадали в темноте, словно их и не было. И только лицо в окне оставалось на месте. В палаццо с двумя освещенными окнами, ставни которых распахнуты, и балконом, выходящим на Большой канал. Мужчина с таким отчаянием выглядывал из окна, словно стремился спастись, а может, даже кинуться с балкона в воду, лишь бы убежать. Тело его было выписано нечетко: одежду словно торопливо наметили в последний момент, – а вот лицо… Это было лицо моего свекра, так недавно, так внезапно умершего. Абсолютная копия, только выражения такого я у свекра никогда не видела – смесь страха, отчаяния, замешательства. Ужаса? Да, даже ужаса. Я знала: прежде я не только не замечала на картине этого лица, его сходства, но и – безусловно и безошибочно – его там никогда не было.

Можете представить себе эту сцену, доктор Пармиттер. Я, совсем молодая женщина, уже испытавшая ряд существенных перемен в жизни. Я впервые столкнулась со страстной и целеустремленной ненавистью, впервые оказалась лицом к лицу с внезапной смертью, а теперь вот стояла в дальней комнате этого особняка, ставшего мне домом и все же менее всего ощущаемого мною как дом, и смотрела на полное страха лицо свекра, попавшего на картине в ловушку.

Я почувствовала, что теряю сознание, и схватилась за кресло: пол уходил у меня из-под ног. Я перепугалась и совершенно растерялась. Что мне делать? С кем поговорить об этом? Как привести сюда мужа? Поделиться с ним тем, что я до сих пор хранила в себе? Лишь два человека знали об этом: я и та особа, Кларисса Виго. Я столкнулась с чем-то непонятным и непривычным.