Петернелл ван Арсдейл - Пожиратели душ

Мать некоторое время постояла у двери в ее комнату, проверяя, чтобы воспитанница не заснула снова. Хотя за Алис такого не водилось. Она встала и застелила узкую кровать шерстяным одеялом. Потом натянула шерстяные чулки, зашнуровала крепкие ботинки и надела темно-серое платье, когда-то доходившее ей до пяток, а теперь едва прикрывающее щиколотки. Совсем скоро ей понадобится новая одежда. У нее было еще одно платье, коричневое и достаточно длиннее, но Алис его терпеть не могла. Юбка была слишком узкая и путалась в ногах всякий раз, когда Алис делала широкий шаг. У нее еще было голубое платье, очень удобное. Но день был не для голубого наряда, а для серого. Алис взяла деревянный гребень со столика у кровати, расчесала волосы, заплела их в косу и завязала внизу тонким кожаным ремешком. Напоследок она повесила на шею свисток.

День выдался ясный и холодный. Сквозь закрытые ставни с площади доносился смех: резвились дети Дефаида. Младшие утром были на занятиях; скоро матери позовут их домой обедать. Те, кто были старше четырнадцати лет, те же часы проводили с матерями в обучении ремеслу, уходу за скотом, шитью и стирке или собирали урожай и пасли стада вместе с отцами. Для детей Гвениса день только начинался. По всей деревне сироты сейчас облачались в шерстяные вещи. После обеда их ждали домашняя работа или хозяйственные поручения. Дети школьного возраста примерно час времени уделяли урокам. Конечно, у них не так было много предметов, как у детей Дефаида, – времени не хватало, но их обучали чтению и письму, а также простому счету. Потом наступало время ужина, а дальше сироты отправлялись на дежурство. Прошлой ночью Алис несла дозор на Ограде. Теперь ей предстояло идти охранять овец.

Мать накрыла стол для обеда, и Алис пробралась на свое место. Отец уже сидел за столом, положив руки на колени. Кепку он повесил на крючок, пепельные с проседью волосы были мокрыми, и он зачесал их назад. Алис видела борозды от гребенки у него на шевелюре. Рубашка чистая: Отец всегда переодевался к обеду. К ужину он снова будет усыпан мелкими опилками, и каждая складка на лице и ушах покроется слоем древесной пыли.

– Добрый день, Отец.

– Здравствуй, Алис, – ответил он.

Мать поставила перед ними тяжелые тарелки, потом принесла миску и для себя. Баранина с подливой, картошка, груда тушеных овощей, черный хлеб с маслом.

Отец прикрыл глаза, Мать с Алис последовали его примеру.

– Добрый Пастырь, благодарим Тебя за этот щедрый дар. – Отец открыл глаза и взял вилку.

– Старейшина Майлс заходил, он искал тебя, – сказала Мать.

– А-а, – отозвался Отец.

– Он заглядывал в мастерскую, но не нашел тебя.

– Меня не было.

Мать выжидающе смотрела на него. Алис была уверена, что та долго не выдержит. Мать отличалась беспокойством и нетерпеливостью, хоть изо всех сил старалась их подавлять. Вот почему, наверное, они с Алис так хорошо ладили. Это было их общее свойство.

– Я поняла. Непонятно только, где ты был. Это нормально, что люди хотят знать, куда девались их близкие.

– Нормально, нормально, – отозвался Отец.

Он положил в рот большой кусок баранины и тщательно прожевал. Проглотил. Запил водой. Чтобы не улыбнуться, Алис начала есть. В уголках губ Матери появились многочисленные морщинки, и она опустила вилку.

– Элдред. – Так звали Отца. Раз прозвучало его имя, значит, терпение Матери подошло к концу.

Отец поднял взгляд серых глаз и посмотрел прямо в карие глаза жены:

– Я помогал Ллойду с починкой крыши.

Мать, казалось, съежилась на стуле. Она моргнула, покосилась на Алис и отвела взгляд, когда та посмотрела на нее.

– В деревне? – спросила Мать.

– Снаружи. В старом доме. – Отец покосился на нее и снова уставился в тарелку. – Когда была буря, ветка упала на крышу его дома. Пробила дыру будь здоров. Ничего страшного, но лучше подлатать.

– А разрешение туда идти у тебя было? – задала вопрос Мать, хотя заранее знала ответ.

Разрешения на посещение прежних домов не выдавались, это было строго запрещено, и никакие исключения не допускались.

Мать пристально смотрела Отцу в лицо, все-таки ожидая ответа. Алис видела, что Мать даже не приступила к трапезе. Но она и вообще ела мало и была кожа да кости.

Отец, взглянув на Мать, продолжал жевать.

– Элдред, – произнесла Мать так тихо, что движения губ почти не улавливались.

Алис почувствовала запах страха, едкий, бьющий в нос.

– Я знаю, Хелед, знаю. – Отец перевел взгляд на Алис и снова на Мать.