Влада Молнева - Ангелы плачут в июне [litres]

Платок уже не помогал, женщина на мгновение закрыла лицо руками.

– Да, Лариса. А вы лечили Галю? Видно, все совсем плохо, раз Алина решилась к местным целителям обратиться, она ведь провинциалов ни во что не ставит.

– Я все еще надеюсь, что смогу ей помочь.

– Помогите, пожалуйста! Она ведь совсем ребенок – двенадцать лет, столько же было моей Ларисе!

– Я постараюсь.

– Это ведь хорошо, что она пришла в себя. Она будет жить?

В мокрых от слез глазах светилась надежда.

Я вздохнула. Ага, целых три дня, а потом, если не справлюсь…

– Для этого нужно кое-что сделать. Понимаю, звучит странно, но, чтобы помочь Гале, необходимо выяснить, что случилось с Ларисой.

Пожилая копия Алины подняла бледное лицо, надежда в ее глазах быстро угасала.

– Боюсь, это невозможно. Прошло пятнадцать лет, милиция ничего не нашла, я уже не надеюсь.

– Но вы бы хотели узнать…

– Ее нет в живых с тех самых пор – я это чувствую, – горько вздохнула женщина. Я только сейчас поймала себя на мысли, что она так и не представилась. – Но каждый год я ставлю дома свечу возле ее фотографии и иду к тому магазину – просто постоять там и помянуть мою девочку, потому что больше негде. Хотелось бы мне знать, где она упокоилась? Господи, конечно! Больше всего на свете я хочу просто прийти на ее могилу и… – Она не выдержала и, сгорбившись, затряслась от беззвучных рыданий.

Мать, потерявшая ребенка, – душераздирающее зрелище. Тот, кто говорил, что время лечит, наверное, имел в виду простуду.

Я присела рядом на подлокотник кресла и успокаивающе погладила женщину по вздрагивающим плечам.

– Не буду давать громких обещаний, но надежда есть, я постараюсь помочь.

– Думаете, это возможно после стольких лет? – В заплаканных синих, как у Алины, глазах снова блеснула надежда. – Я не очень верю во все это, – она обвела рукой мою комнату. – Однажды лет десять назад обратилась к одной гадалке с фотографией Ларисы, а та сказала, что моя девочка жива, что она сама сбежала из дома и сейчас живет с каким-то мужчиной в Турции, ну разве не бред?!

– Простите, как вас зовут?

– Татьяна.

– Татьяна, я, к сожалению, не могу вас обнадежить: Ларисы, как вы и сами поняли, нет в живых уже пятнадцать лет. Но с вашей помощью я могу попытаться найти… останки. У меня только два условия: не задавайте вопросов и делайте то, что я попрошу.

Она заколебалась и робко сказала:

– Я не смогу заплатить много.

– Мне нужны лишь ваши воспоминания: все, что касается исчезновения Ларисы. Не спрашивайте зачем, просто доверьтесь мне.

Татьяна тяжело вздохнула. Попыталась найти в набитой всякой всячиной сумке брошенный туда недавно платок, не смогла и рассеянно вытерла слезы рукавом пиджака.

– Хорошо, я расскажу. Нужно собраться с мыслями, столько лет прошло!

Я снова погладила ее по плечу.

– Если позволите, я предпочла бы увидеть все лично. Иногда подсознание помнит больше, чем доступно сознанию.

– Вы будете читать мои мысли?

Я невесело усмехнулась:

– Я буду их думать. Стану вами на несколько мгновений, переживу все, что пережили вы.

В глазах женщины отразилась мглистая дождливая беспросветная тоска.

– Переживете? Вы хоть представляете, каково это – потерять ребенка?!

Сердце болезненно сжалось. Я даже не представляю, каково иметь ребенка, а сейчас придется пережить его потерю.

Брр… как же я люблю свою работу!

Я ободряюще улыбнулась Татьяне:

– Главное, не забыть, что спасаю другого, начнем!

16.06.1997 г. 8.30 утра.

Татьяна приготовила сочный нежный омлет, выпила кофе, любуясь яркой палитрой зелени за окном, затем перевела взгляд на часы. Алина просила ее не будить – вчера допоздна засиделась с подругами, а вот Ларисе пора вставать, а то будет ворчать, что не успела собраться.

Татьяна слегка нахмурилась. Она не любила отпускать дочь на целый день. Если Лариса дома – на душе спокойнее, даже когда сама на дежурстве. С другой стороны, Катя – ее лучшая подруга, они вместе с детского сада, а вечером Алина ее заберет – тревожиться не о чем. Детям иногда нужно давать свободу.

Татьяну всегда удивляла эта дружба. Девочки совершенно разные, у них нет ничего общего, кроме увлечения одной и той же музыкальной группой и игрой на гитаре. В довершение Катя Муромова – дочь вполне состоятельных людей, а они, Малинины, представители среднестатистической, периодически испытывающей стеснение в средствах семьи. Но факт остается фактом – девочки практически неразлучны. Муромовы давно принимают это как должное, так почему она должна считать иначе?