Роберт Чамберс - Пенумбра. Шесть готических рассказов.

В конце своей речи его изначально спокойный голос сорвался на истошный крик; и та интонация, тот смысл, что он вкладывал в каждое произносимое слово — это было просто поразительно; он откинулся назад, распростёр руки на кровати, рассмеялся и нервно заскулил. Я налил в кружку немного воды, и подал ему. После того, как он выпил жидкость, Я сказал, что если он хочет поговорить со мной — ему пора бы уже начать нашу беседу. Я поступил так потому, что я хотел избежать повторения такой ситуации, когда бы мне пришлось вновь выслушивать его тёмные проповеди; в тоже время предупреждая, что если он намерен продолжать в том же духе, я оставлю его, хотя по правде, я и не собирался так делать, но это был мой единственный веский аргумент на случай, если он опять начнёт делать нечто подобное.

— Всё это не имеет смысла, — продолжал он. — Нет толку мне выражать вам свою благодарность за то, что вы явились к такому малефику, вроде меня. Бесполезно желать вам добра или давать своё благословение, поскольку, у таких, как я, нет никакой благодати.

Я сказал ему, что я не более чем исполняю свой священный долг, и вновь призвал его исповедаться, чтобы снять груз со своей души. Затем, он начал говорить следующее:

— Я как всегда пришел домой в стельку пьяный вечером, в пятницу и лёг спать прямо тут. Я не помню, как я попал домой. Ночью, мне показалось, что я проснулся, и, чувствуя нужду, я встал с постели. Мне нужно было на воздух, но окна открывать я не стал, поскольку это могло вызвать много шума, а у меня не было намерения кого-то будить. Было очень темно; и я не сразу смог найти дверь; но потом я её таки нашел, открыл, и стал спускаться по ступенькам вниз. Я считал ступеньки, когда спускался. Это помогало мне сохранять концентрацию, чтобы случайно не оступиться.

Когда мои ноги уже было коснулись дощатого пола — да прибудет с нами Бог! — всё поплыло у меня перед глазами, и я начал медленно, очень медленно сползать на пол, пока почти у самой его поверхности чувства не покинули меня. Я не знаю, сколько это заняло у меня времени, но мне показалось с того момента прошла как минимум вечность. Когда я наконец очухался, я сидел на большой скамье. Я не мог полностью оценить площадь её поверхности, но могу с уверенностью сказать, что это была точно скамья, хоть всё и плыло перед глазами; а ещё там было много людей. Много-много людей; и они тоже сидели рядом со мной. По каждую руку от меня они бесчисленной вереницей тянулись куда-то вдаль. Сначала я толком не понял — я был на улице, или в каком-то помещении; но мою шею словно сдавливала невидимая удавка, и это явно не было моим обычным состоянием; а ещё там был этот свет, в таком алом, зыбком спектре который я раньше никогда не видел. Я долго не мог понять, откуда он вообще исходит, пока не поднял свою голову вверх, и не обнаружил, что его источником были большие, кровоточащие сгустки пламени, которые быстро метались у меня над головой и издавали странный, низкий, вибрирующий звук. В этом месте они парили под каменным потолком, чьи высокие своды заменяли в этом месте нам небо. Когда я понял это, я смутно начал подозревать, куда попал, поэтому я встал и промолвил:

«Я не должен быть здесь, я должен уйти». На это человек, сидевший слева от меня, как-то нехорошо улыбнулся и сказал: «Сядь на место. Ты НИКОГДА не сможешь выбраться отсюда». И голос его был настолько звонок, что мне показалось, что со мной говорил ребёнок, но не один ребёнок не может говорить с такой интонацией. Когда он произнёс это, он снова осклабился.

Тогда я поступил со своей стороны очень смело и громко сказал: «Именем Господа всемогущего, выпусти меня из этого скверного места». Был там ещё какой-то очень высокий человек, которого я раньше не видел, и сидел он на противоположной стороне скамьи, за которой сидел я. Рост его был выше роста дюжины взрослых мужчин, а его лицо было надменным и жутким. Он встал и протянул свои руки вперёд, ко мне; и когда он встал в полный свой рост, все эти люди, склонились перед ним с тяжелым вздохом, и на меня накатила волна дикого страха, и пока он взглядом изучал меня, я не мог выдавить из себя ни слова. Я чувствовал, что принадлежу ему, и он будет делать со мной то, что ему заблагорассудится, потому что я сразу понял, кто предстал предо мной. Он сказал: «Если ты поклянёшься, что вернёшься сюда, я могу позволить тебе… ммм… погулять какое-то время».

Голос его был густым и вязким, и эхо его прокатилось и тысячекратно усилилось этой бесконечной пещерой, растворившись в завывании пламени под сводом. Пока он сидел на своём месте, я почти не слышал этого звука. Он словно сдерживал его, но теперь он был повсюду, словно выла гигантская домна; и я ответил, израсходовав весь запас своих душевных сил, что у меня был: «Я обещаю, что вернусь! Во имя Господа, отпусти меня!» Потом всё померкло перед глазами и звуки все разом резко исчезли. Когда я снова начал осознавать себя, я сидел в этой самой постели и мои раны кровоточили, а вы и остальные в это время как раз молились.