Эндрю Кальдекотт - Загадочный город

Сэр Веронал проигнорировал ее восклицание и начал с лести:

— Меня поистине восхищает Эскатчен Плейс. Судя по общему стилю и пилястрам, я бы сказал, что это постройка 1600 года или около того, самое старинное здание города, не считая поместья.

— Но восхищаться им можно только снаружи. Как указано в «Исторических предписаниях».

— И что же вы там храните?

— Я изучаю заявления о гербах, затем принимаю решения, выношу отказы, рассматриваю апелляции, занимаюсь также другими проблемами их внешнего оформления.

— Невинное удовольствие?

— Ничем не хуже крикета или шотландских танцев.

— Зачем же тогда закрывать дом для посетителей?

Беседа стала напоминать придворную дуэль или допрос, где сэр Веронал выступал инквизитором, а Финч — лукавым свидетелем.

— Мы не занимаемся антиквариатом. — Финч вновь мигнул и почесался.

— И архивами тоже? Неужели не храните ничего на память о юности Ротервирда?

— Нет.

На этот раз Финч мигнул не синхронно. «Он лжет», — подумала Орелия.

По всей очевидности, хозяин дома пришел к тому же заключению.

— Нам стоит ввести в моду большую открытость, — сказал он, прежде чем отойти.

— Вы были с ним не слишком дружелюбны, — заметила Орелия.

— Он чересчур умен для фальшивых любезностей, — ответил Финч.

Орелия засмеялась, а миссис Финч состроила кислую гримасу. В Ротервирде мало кто владел искусством самоиронии. Между пуговицами рубашки Финча Орелия заметила золотую цепочку с миниатюрным золотым ключом. Ей стало интересно, какие тайны хранил этот ключ, а Финч ни с того ни с сего взял на себя роль сэра Веронала:

— Сэр Веронал приходил к вам в лавку?

— Один раз.

— И он что-нибудь купил?

Финч не спешил открывать свои карты; она почувствовала, что лучше последовать его примеру, и пожала плечами — лучше лгать жестами, чем словами.

— А Роберт Фласк?

— Может, пару раз — всегда брал старые книги из-под прилавка.

— Мисс Рок, надеюсь, что мы еще встретимся. — Герольд помедлил, прежде чем процитировать сэра Веронала: — И введем в моду большую открытость.

Орелия покраснела. Ум Мармиона Финча был острым как бритва.

В противоположной части зала покинувшая Ромбуса Смита миссис Бантер как раз искала новую компанию, когда словно из ниоткуда перед ней возник лакей. По его голосу и одежде становилось понятно, что его отличает высокий ранг.

— Миссис Бантер, прошу следовать за мной.

Миссис Бантер чуть не упала в обморок от радостного предвкушения. Наконец пришел и ее черед встретиться с хозяином с глазу на глаз. Он стоял в другом конце зала и, судя по его виду, элегантно скучал. У нее в голове проносились варианты приветствия и темы беседы.

— С удовольствием, — на последнем дыхании произнесла она, отмечая кант в виде золотой косички на фраке слуги. Сэр Веронал прислал к ней не какого-нибудь официанта, а главного лакея.

Но тут, к вящему ужасу миссис Бантер, этот жалкий человечишка твердо повел ее в противоположном направлении — к выходу из Большого зала. Когда она попыталась вернуться, ее руку сжала железная хватка.

— Я — миссис Бантер, — запротестовала она, будто один звук ее имени мог решить любую проблему.

— Эта вечеринка предназначена только для приглашенных гостей, — сообщил лакей безучастным деловым тоном.

— Вы делаете мне больно.

— Неужели? — удивился он, но ни на мгновение не ослабил хватку.

Щеки миссис Бантер горели. Она чувствовала на себе взгляды всех присутствующих.

— Да как вы смеете! Я требую…

Он вывел ее в гардеробную.

— А теперь отдайте мне билет. — Она покорно передала ему бумагу. Он вручил ей пальто и вывел за порог в ночь. — У вас есть три минуты. Не заставляйте снова вас выпроваживать. Сэр Веронал не дает второго шанса.

Миссис Бантер широким шагом направилась к воротам. Она пыталась сохранить лицо, но слезы рвались наружу. Наконец она нашла скамейку в соседнем переулке и, опустив голову на руки, зашлась в рыданиях, размазывая тушь по лицу. Какое унижение!

Актриса наблюдала за тем, как выводят женщину. Та казалась совершенно безвредной, да еще расхаживала в туфлях на высоких каблуках. Один из гостей пояснил, что женщине принадлежит магазин «Безделушки и мелочи».

У актрисы появилась еще одна небольшая зацепка.

Облонг заметил, что интерес к его обществу уменьшался с каждым выпитым коктейлем. Чувствуя себя все более одиноким, он вышел на улицу. По лужайке пробежал кривобокий кот, и в Облонге вместе с симпатией ожила муза поэзии: он придумал три строки в характерном для себя свободном стиле: