Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

Тут прибывает и королева, замершая от страха в пасти пса. На ней летнее платье в легкомысленный цветочек. Кожа – что твои сливки, совсем как у дочери, а тело стройное, легкое, никогда не знавшее обычных повседневных трудов. Хватаю ее за плечи. Рука одного из ее людей скользит к кобуре. Я стреляю в него; его глаз взрывается кровавыми брызгами, и он падает замертво. Королева тихонько взвизгивает, начинает дрожать.

Глаза людей королевы в лучах собачьих глаз широко распахнуты от ужаса.

– Прошу вас! – говорит их капитан. – Отпустите ее! Отпустите!

Чувствую голос королевы в ее груди и горле, но губы ее неподвижны. Пытается извернуться, взглянуть на то, что осталось от короля. Встряхиваю ее, не сводя глаз с ее людей.

– Что вы сказали, Ваше величество? Вы даете дочери родительское благословение на брак? Нет? А зря! Возможно, я сумею вас переубедить?

От крика болит горло, однако я еле слышу собственный голос.

Быстро, чтобы не давать людям королевы шансов, стреляю в нее сбоку, бросаю ее на ковер. Надо же, все, все как раньше! Ничего не забыл!

– Принца сюда! – приказываю я, и вот он передо мной, на полу.

Из одежды на нем только черные носки, он медленно поднимается, поворачиваясь ко мне, а его брызгалка так же медленно увядает. Я мог бы посмеяться над ним, подразнить его, повалять дурака, но настроение не то. Еще один наследник короля для меня – всего-навсего досадная помеха. Не сводя глаз с солдат, тычу стволом ему под подбородок и нажимаю на спуск. В безмолвном воздухе пахнет пороховой гарью и жженой костью.

– Убрать прочь этих оловянных солдатиков! – кричу я псам. В горле першит еще сильнее, но голос словно бы звучит тише прежнего. – А царственных особ вернуть туда, где были – прямо как есть. Назад во дворец, в загородный дом, в бордель, или где вы там их отыскали. Мой ковер и одежду отчистить от пятен. Чтоб ни следа здесь не осталось. А потом займитесь очисткой сада и улиц от всех этих людей и их машин.

Наблюдать за работой псов – приятного в этом мало. Они хватают и живых, и мертвых, встряхивают, точно тряпки, подбрасывают вверх, и тела исчезают, превращаются в ничто. А этот – грязный, шелудивый – ну, почему именно он должен слизывать кровь с ковра и кожаной обивки дивана? Он что ж, и меня будет вылизывать дочиста? Но на моих руках и одежде уже нет ни пятнышка, а пальцы отдают пряным духом золотого пса, а не падалью из пасти серого паршивца.

Покончив с работой, псы исчезают. Исчезло все, чему здесь не место. Ковер и диван белы, как в тот момент, когда я выбрал их из каталога, а комната с исчезновением псов снова просторна.

Открываю балконные двери, чтоб ветер унес прочь запахи смерти и псов. С улицы доносятся крики, гремит одинокая короткая очередь. В воздух за окном взмывает солдат, роняя автомат на лету. Человек и оружие уносятся ввысь, превращаются в темные точки и исчезают в небе навсегда.

К тому времени, как я выхожу на балкон, снаружи тоже никого нет, кроме людей, разбегающихся во все стороны в страхе от увиденного. Город под ярким утренним солнцем дышит множеством жизней, гудит моторами. Плюю вниз, на его мир и покой. Их король и принц мертвы. Скоро ими, всеми этими пиджаками и мундирами внизу, всей этой банковской братией, всеми праздными юнцами и угодливыми лавочниками станет править козопас. Все они, все до единого, от высших сановников до последнего нищего, окажутся в моем распоряжении, будут повиноваться любой моей прихоти.

Иду назад, в апартаменты. В комнате снова не протолкнуться из-за собак. Псы уменьшаются, съеживаются, ластятся ко мне, сверкают глазами.

– Мне нужна принцесса! – говорю я золотому псу. Он весело скалится, вываливает из пасти наружу багровый язык. – Одеть ее в свадебный наряд, а на голову – корону королевы. Мне принести корону короля и все положенные одежды для таких случаев. И попа! И кольца! И свидетелей! И все бумаги, и всех людей, которые нужны, чтоб сделать меня королем!

Псы взялись за работу, и вскоре, во всеобщем замешательстве, к восторгу моей девушки – она все еще думала, что я ей снюсь, и еще не знала, что осталась сиротой – дело было решено, и все нужные бумаги подписаны.

Но в тот момент, когда мне на голову водрузили королевскую корону, чистая, искренняя и непоколебимая ярость, владевшая мной на пути к цели, дала осечку.

С чего бы мне хотеть править этими людьми, не знающими ни гор, ни войны, всеми этими изнеженными толстяками, склоняющимися передо мной только потому, что знают: их достояние – да что там, сама жизнь! – в моих руках? Что мне во всех этих белоручках и их распутных бабах, никогда в жизни не нюхавших холодного, разреженного воздуха моей родины, которые скривятся и обблюются от одной мысли об убийстве для пропитания?