Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

Вдруг дверь действительно распахнулась, впустив внутрь поток холодного воздуха. Мэри подняла взгляд. В холл вошла какая-то цветастая бесформенная клякса. Поправив очки, Мэри поднесла к глазам бинокль – и подняла брови. «О, вот это интересно! Очень интересно. Куда уж там птичкам…»

Вошедший оказался человеком, да не просто человеком – шутом. Расцветку колпака с бубенчиками, полосатого камзола из бархата и атласа и заплатанных панталон, по-видимому, выбирал страстный поклонник городского камуфляжа – буйно-красные граффити на цементно-сером и землисто-коричневом фоне с маслянистым отливом грязного стекла. Носы черных поношенных башмаков были задраны вверх, в сторону орлиного глаза. Мало этого – сам воздух на его пути менялся, вздымался волной… чистоты? Мэри никак не могла подобрать нужного слова. Бродяги на втором этаже пустились в пляс.

Теперь Мэри смогла разглядеть его лицо – волевой подбородок, румяные от мороза щеки, смягченные правильными, пропорциональными линиями носа. Взгляд странного человека скакал, прыгал по проходам, стойкам и полкам, как камешек по водной глади, губы застыли в неизменной нарисованной улыбке. Тело обладателя всех этих черт было крепким и жилистым. У Мэри защемило в груди, руки задрожали. Гипервентиляция… Сделав медленный, глубокий вдох, она попыталась расслабиться. Да. Ее поразила Пылкая Влюбленность.

Мэри Колхаун больше не верила в любовь с первого взгляда. Именно этим способом она подцепила обоих мужей. Нет, она не будет вешаться никому на шею. О какой сердечной близости может идти речь после мимолетного обмена взглядами в битком набитом зале? «Нет, впредь я буду умнее», – убеждала себя Мэри, совершенно добровольно и даже не без труда отрезая себе все пути к этому. Все, кроме одного – Пылкой Влюбленности, которая могла бы перерасти в любовь, или, что более вероятно, смениться легким пренебрежением. Жужжание советов бывших мужей грозило захлестнуть ее с головой, но она только отмахнулась от них. При виде этого нелепого шута в сердце, глубоко внутри, вновь затеплился огонек.

Странный человек подошел к столу. Мэри отложила бинокль, закрыла разинутый рот, сглотнула, сняла очки и улыбнулась.

– Чем могу помочь?

Он улыбнулся шире прежнего.

– Ну, мисс… Или миссис?

– Э… Мисс Мэри Колхаун.

– Мисс… Мэри Колхаун, меня зовут Седрик Зеленые Рукава [88] Greensleeves – одна из самых знаменитых и популярных песен английского фолка. Текст, впервые опубликованный в 1556 г., приписывается королю Генриху VIII, композитор неизвестен. – профессиональный, понимаете ли, псевдоним. Я ищу своего лягушонка.

– Вашего… кого?

– Лягушонка.

– Вот как? – только и сумела сказать Мэри.

Смех Седрика Зеленые Рукава разогнал взлелеянную ею тишину.

– Да, – задорно ответил он. – Я работаю в… в Изумительном Цирке братьев Манго. Сейчас мы гастролируем по Большому Чикаго. Я развлекаю детей, а иногда и родителей, если им очень уж повезет. Мой, так сказать, дух-фамильяр – лягушонок. Довольно крупный – пяти футов в длину, четырех в ширину, и трех футов в холке. Сам отыскал этот экземпляр в джунглях Южной Америки. Встречается крайне редко. А уж как умен, как изворотлив, интриган этакий – чистый Макиавелли!

– Понятно, – вставила Мэри, просто затем, чтобы перевести дух.

Осознав, что заклеймила себя, как особу, отмахивающуюся от всего непонятного, как от досадной помехи, Мэри вздрогнула. Сердце никак не унималось, стучало, как бешеное, но куда деваться из собственной шкуры?

Бродяги на втором этаже танцевали, кружась в медленном ритме. Их тени, сбежавшие от хозяев через перила галереи, колыхались на полу первого этажа.

Сузив глаза, словно древний старик, Седрик взглянул наверх.

Накрепко стиснутые челюсти Мэри немного расслабились.

– Это бездомные, – объяснила она. – Я разрешаю им пользоваться камином на втором этаже, он электрический.

– Понятно, – кивнул Седрик. – И да воспляшут избранные.

Мэри могла бы поклясться: в его глазах мелькнули отблески пламени.

– Что вы хотите сказать? – спросила она.

– Нет, ничего особенного.

Пламя, если только оно ей не привиделось, исчезло.

– В общем, ехали мы мимо на представление в одно место неподалеку, и машина застряла в сугробе. – Слово «машина» прозвучало, будто чужое, не несущее в себе никакого смысла. – Я открыл дверцу, лягушонок рванулся на волю – как будто мало я с ним возился да нежничал – и вот, ищу его с тех пор.