Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

Самое известное сказочное земноводное – это король-лягушонок. Чтобы превратиться обратно в человека, ему требовался поцелуй принцессы (или он должен был проспать с ней ночь на одной подушке, или еще что-нибудь в том же духе). Русский вариант под названием «Царевна-лягушка» повествует о трех царевичах, стреляющих из луков, чтоб стрелы указали им путь к невестам. Одну из стрел находит лягушка, которая, конечно же, на самом деле является принцессой и нуждается в чудесном превращении. В итальянской версии принцы стреляют из пращи, в греческой – направляются на поиски невест поодиночке в разные стороны, и так далее. Все эти сказки объединяет одно: лягушке нужно превратиться в человека. В сказке, написанной Джеффом Вандермеером, тоже есть и лягушка, и чудесное превращение, вот только превращение требуется вовсе не квакушке…

[84] “Greensleeves” © 1989 Jeff VanderMeer. First publication: The Book of Frog (Ministry of Whimsy Press). Reprinted with permission of the author and VanderMeer Creative.

Тем январским вечером за стенами Мемориальной библиотеки Сэмюэла Девоншира птицы замерзали на лету, падая на аварийные посадочные полосы аэропорта О’Хара; детей, затащенных родителями в дома, приходилось швырять в камин, чтоб отогреть; железные кони, призраками несшиеся по городу, пыхтели, отдувались и захлебывались на бегу клубами морозного пара.

Внутри же в распоряжении библиотекаря Мэри Колхаун имелись целых четыре этажа тишины. Тишина обволакивала проходы, столы, стеллажи. Нарушить ее не мог никто. Долгие годы Мэри лелеяла эту тишину, пока не изведала ее во всех оттенках – во всех тонах и тембрах ее бесшумного эха: шелест и шорохи первого этажа, затхлую пышность второго, мрачное уныние четвертого… Достигнув абсолюта, тишина порождала воспоминания, покачивавшиеся вокруг сонными кофейными волнами. Мышцы лица сорокапятилетней женщины расслаблялись, морщинки разглаживались. В такие минуты можно было забыть и о горстке заядлых библиофилов, до сих пор мусолящих страницы классики вроде «Зеленых яиц и ветчины» [85] Известная книга для самых маленьких, написанная американским писателем Доктором Сьюзом (Теодором Гейзелем) и впервые изданная в 1960 году. , и о бродягах, обосновавшихся в дальнем закоулке второго этажа. «Ч-ш-ш», – шипели вентиляционные трубы. «Т-с-с», – вздыхали компьютеры. «Ти-хо, ти-хо», – тикали часы.

Справа и слева от стола Мэри высились монолиты стеллажей, впереди, в другом конце зала, футах этак в ста шестидесяти, за стеклянной входной дверью бушевал снежный хаос, в котором лишь с огромным трудом, при помощи бинокля, заведенного Мэри специально для этой цели, можно было разглядеть яркий глянец мостовой. Время от времени сквозь снежную пелену по улице медленно, крадучись, проползали мимо огни фар. Автоматический счетчик на входе, ставивший в карточки посетителей штамп одобрения, непрестанно бормотал что-то себе под нос. Если кто-нибудь пытался выйти, не сдав книг, двери смыкались, точно челюсти из пуленепробиваемого стекла, и наотрез отказывались открываться.

Второй, третий и четвертый этажи тянулись галереями вдоль стен, оставляя в центре пустое пространство – там, в трехстах футах над головой, виднелась крыша. Лучи прожекторов освещали витражный купол с изображением орла, распростершего крылья на фоне аквамаринового неба. Иногда Мэри казалось, что под этими крыльями видны и птицы помельче – вьюрки, воробьи, славки, и раз в неделю она сыпала птичий корм на верхние полки стеллажей.

Однако сегодня наверху не было никого и ничего, кроме орла, снежного покрывала на стекле, да снежных хлопьев, падавших внутрь сквозь дыру в левом орлином глазу. Термометр показывал семьдесят пять [86] По принятой в США шкале Фаренгейта, около 24º по Цельсию. , однако при мысли об этой черной дыре Мэри неизменно пробирала дрожь.

Тут размышления Мэри прервал звук отворившейся двери, всколыхнувший тишину волнами ряби.

Она подняла взгляд. Нет, дверь закрыта, в холле никого… Умостившись в кресле, она открыла книгу – «Иерусалимский покер» Эдварда Уитмора. В другой день она могла бы поиграть в покер с коллегами-библиотекарями, но сейчас все они были дома. Дежурить в одиночку Мэри вызвалась добровольно. Библиотека служила прекрасным убежищем после двух браков – лучше любого монастыря, хотя Мэри никогда не думала задержаться здесь на восемь лет, собиралась уйти, как только встанет на ноги. Однако порой скакавшие в голове мысли вырывались на волю, нарушая тайну тишины: «Мэри, Мэри, у нее все не так, как у людей, в цветнике ее не розы – сад ее давно засох; книги – книгами, но где же, где же ей найти покой?» [87] Перефразированная английская детская песенка-потешка. Странные мысли, загадочные, бессвязные. Одна от них польза: напоминали о прошлом. Например, о том, как она управляла ночным клубом, но клуб этот лопнул, канул в небытие, как и оба брака. С годами лица мужей потускнели в памяти, оба давным-давно превратились в фигурки из черточек, однако их тонкие, ломкие пальцы до сих пор были устремлены в ее сторону. «Это все ты, – говорили они, – это все ты виновата. Мы только хотели, как лучше…» Правда, на самом деле ничего подобного они не хотели. Поэтому теперь она развлекалась в обществе лорда Байрона и проводила отпуск с Дон Кихотом. Библиотекарша… Ходячий скоросшиватель… Очкастое пугало в глазах детей, неусыпный страж в глазах их родителей…