Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

– Так отчего же она рассказала об этом нам? – Голос звучит слишком громко, но иначе нельзя – дрогнет, сорвется. – Мы же не волки, чтобы хранить ее секреты.

Тетушка фыркает и со звоном опускает чашку на блюдце.

– А ты говорила, будто эта девчонка ясна умом!

– Ясна, как лунный свет, – ворчит мамка.

Смерив тетушку сердитым взглядом, она берет меня за руку. Ее пальцы грубы, в мелких мозолях от шитья. Мне очень хочется, чтоб время остановилось, и то, что вот-вот случится, не случилось бы никогда. Но времени плевать на мои жалкие мольбы, и мамка – она продолжает:

– Я тоже из волков, – говорит она. – Как и моя сестра, как и моя мать, хотя и не носила волчьей шкуры давным-давно – с тех пор, когда тебя еще и на свете не было. И ты, девочка моя, тоже из волчьего племени. Теперь ты выросла, созрела для перемен, настало тебе время выбирать, каким волком стать. Жить ли в волчьей шкуре, или в человечьей коже, или то так, то этак, на манер твоей бабушки. Одно скажу: быть волком вовсе не зазорно, однако и нелегко.

Тетушка тянется к моему подбородку, поднимает мне голову, так, что деваться некуда – остается только смотреть ей прямо в глаза.

– Покопайся в себе. Вспомни, что чувствовала с тех пор, как начались краски. Вспомни, как все это время зудела кожа, вспомни, как челюсти ныли, будто больше всего на свете им хочется рвать и кусать. Вспомни, что чувствовала прошлой ночью, глядя на брюхо полной Луны в небесах, слыша, как твои братья поют ей хвалу, и поймешь: мы с твоей матерью говорим чистую правду.

С этим она отпускает меня, и я плюхаюсь на стул, крепко сцепив пальцы на коленях.

– Но как же я стану волком? Ведь волки меня ни разу в жизни не кусали!

Смех тетушки горше старого эля:

– Мужицкие суеверия!

– Ты – волк, потому что родилась волком, – вздыхает мамка. – Послушай, Рэйчел, мы все делаем не так.

– А ты что думала? Откуда нам знать, как это делается? Хранительницей всех преданий была мать. Это ее дело, не наше.

– Однако ее с нами больше нет! – говорит мамка, пристукнув кулаком по столу.

Братец в люльке снова начинает голосить.

– Храни нас Богиня, – бормочет мамка, поднимаясь утихомирить его.

Она возвращается с ним к столу, расстегивает лиф, пихает сосок в его разинутый рот, и он принимается сосать, да так, будто у нее в любой миг может иссякнуть молоко.

– А Джейкоб? – спрашиваю я. – Он тоже волк?

– Нет, – отвечает мамка. – Этот проказник – простой мальчишка с головы до пят. Вырастет, состарится, но так и не узнает о волках ничего, кроме того, что от них лучше держаться подальше.

– Совсем как отец? – негромко, с угрозой в голосе говорит тетушка.

– Брось эти разговоры! – рычит в ответ мать. – Не время!

Голос ее звучит утомленно, натянуто, однако в нем слышна сталь. Сижу тише мыши, кулаки стиснуты так, что ногти впились глубоко в ладони, а они яростно смотрят друг на дружку через стол. Теперь-то я вижу: вот он, волк, свернувшийся клубком в мамкиной груди, все эти годы дремавший за пухлыми щеками да милой улыбкой. Пока что он спит, и будить его мне вовсе неохота.

– Ну ладно, – в конце концов говорит тетушка. – Начнем сызнова. С самого начала.

Она объясняет все снова – о нашей семье, о волках и о волчьих секретах. Мать то и дело вставляет словечко, добавляя к ее объяснениям что-то свое, или объясняя то же самое по-другому, если видит мое недоумение, но больше просто сидит да нянчит братца, предоставив тетке излагать все по-своему. Я слушаю. Оказывается, большинство волков, выучившись менять облик, бегают в волчьем обличье почти всю жизнь, заводят семьи с лесными волками, никогда не знавшими человеческой кожи, и дикие братья относятся к ним, как к своим, никогда не охотятся на них, не гонят прочь, не гнушаются ими, не дерутся с ними из-за того, что они иной природы. Оказывается, если волчица в волчьем обличье понесет, ее щенки на всю жизнь останутся дикими волками, кто бы ни был их отцом, а если найдет себе мужа в облике женщины, его дети будут такими же, как он сам, как мой братец, которому никогда в жизни не ощутить зова волчьей крови в жилах.

А еще – если волчица изменит облик, будучи в тягости, то не родить ей ни щенков, ни младенца.

Только два волка в человечьей коже могут зачать дитя луны, и только если мать-волчица проведет все месяцы тягости в облике женщины, родится на свет новый волк, способный познать обе жизни в той полной (иль малой) мере, в какой только пожелает.

– Волки, подобные нам, – сказала тетушка, – встречаются очень редко.