Кассандра Клэр - Лорд Теней [litres]

– Медицина простецов, – эхом отозвался Гвин. – Сумеречным охотникам ведь запрещено искать помощи у врачей простецов, разве не так? Почему Катарина просто не помогла тебе магией?

Диана покачала головой.

– Мне этого не хотелось, – сказала она. – Колдовское заклятье всегда можно снять другим заклятьем. Я не хочу, чтобы истину обо мне можно было развеять случайными чарами или проходом через неправильные магические врата. Мое тело – это мое тело. Тело, в которое я вросла как женщина, как все женщины врастают в свои тела.

Гвин кивнул, хотя Диана не знала, понял ли он ее.

– Так вот чего ты боишься, – вот и всё, что он сказал.

– Я не за себя боюсь, – возразила Диана. – Я боюсь за детей. Пока я их наставница, я чувствую, что могу как-то их защитить. Если бы в Конклаве узнали, что я сделала, что я обращалась к докторам простецов, я бы очутилась в темнице под Безмолвным Городом. Или в Базилиасе, если бы они были добры ко мне.

– А твои родители? – лицо Гвина было нечитаемо. Диане хотелось, чтобы он подал ей хоть какой-то знак. Злится ли он? Станет над ней глумиться? От его спокойствия у нее останавливалось сердце. – Они к тебе приехали? Ты, должно быть, по ним скучала.

– Я боялась выдать их Конклаву. – Диана замялась. – Каждый раз, как они заговаривали о тайном визите в Бангкок, я это дело откладывала. А потом до меня дошли вести, что они погибли при нападении демона. Мне рассказала Катарина. Я всю ночь прорыдала. Своим друзьям-простецам о гибели родителей я сказать не могла, потому что они бы не поняли, почему я не еду домой на похороны. А потом пришли вести о Темной войне. И я осознала, что я до сих пор Сумеречный охотник, и не смогла без боя оставить Идрис в опасности. Я вернулась в Аликанте и сообщила Совету, что я дочь Аарона и Лиссы Рейберн. Потому что это была чистая правда. Они знали, что были брат и сестра и что брат умер: я представилась Дианой. В хаосе войны никто не стал меня расспрашивать. В битве я восстала как Диана. Я сражалась от своего имени, с мечом в руке и ангельским пламенем в крови. И я знала, что никогда не смогу вернуться к жизни простеца. От моих друзей-простецов мне приходилось скрывать существование Сумеречных охотников, от Сумеречных охотников – то, что однажды я воспользовалась медициной простецов. Я знала, что, так или иначе, часть себя мне придется скрывать. Я выбрала быть Сумеречным охотником.

– Кто еще знал об этом? Помимо Катарины?

– Знал Малкольм. Я должна принимать лекарство, чтобы поддерживать гормональный баланс тела – обычно мне его поставляет Катарина, но однажды у нее не получилось, и я попросила Малкольма его приготовить. И он узнал. Он никогда не говорил мне этого открыто, но я понимала, что он знает. И может причинить мне зло.

– И может причинить тебе зло, – пробормотал Гвин. Лицо у него было как маска. У Дианы в ушах стоял грохот собственного сердца. Она как будто пришла к Гвину с собственным сердцем руках, сырым и кровоточащим, и теперь ждала, вынет ли он ножи.

– Всю жизнь я искала место, где могла бы быть сама собой, и все еще продолжаю искать, – сказала Диана. – Из-за этого я скрывала кое-что от людей, которых любила. И от тебя я это скрывала. Но в истине обо мне я никогда не лгала.

То, что сделал Гвин после этого, поразило Диану. Он поднялся с кровати, сделал шаг вперед и преклонил перед ней колени. Он опустился на колени, как оруженосец перед рыцарем или рыцарь перед прекрасной дамой. В самом этом жесте было что-то древнее – что-то, что росло из самого сердца и корней Волшебного народа.

– Я знал, – произнес он. – Когда я увидел тебя на ступенях Института и увидел пламя в твоих глазах, я сразу понял, что ты – самая храбрая женщина из всех, что когда-либо ступали на эту землю. Я сожалею лишь о том, что такой бесстрашной душе другие причиняли боль своим невежеством и страхами.

– Гвин…

– Можно тебя обнять? – спросил он.

Она кивнула, лишившись дара речи. Диана опустилась на колени перед предводителем Дикой Охоты и позволила ему заключить себя в могучие объятия, гладить по волосам и нашептывать ее имя голосом, который звучал подобно раскатам грома – но теперь это был гром, доносившийся снаружи в теплый, запертый со всех сторон дом, и всем, кто внутри, ничего не грозило.

Когда Эмма и Джулиан вместе с Магнусом вернулись через портал обратно в Институт, Тавви первым их почувствовал. Он сидел на полу и с помощью Макса разбирал старые игрушки. Как только Джулиан почувствовал под ногами твердый пол, Тавви тут же подскочил, помчался к нему и врезался в брата как поезд, сошедший с рельсов.