Руслан Ерофеев - Хтонь. Зверь из бездны

Жан узнаёт кое-что о тайнах алхимического ремесла, о том, что такое священная мандорла, и решительно отказывается поклониться Князю мира сего.

Едва тяжелые, обитые железом двери Волчьей башни захлопнулись за ним с глухим стуком, Жан принялся глазеть по сторонам, ибо ничего подобного убранству этой части замка он отродясь не видывал и даже не предполагал, что такое бывает.

Посреди гигантского помещения, в которое с трудом пробивался дневной свет сквозь цветные витражи в стрельчатых готических окнах, возвышался анатор, или алхимический горн, – сложное сооружение из огнеупорных кирпичей, меди и стекла, оснащенное очагами для дистилляции и высоченной трубой, уходившей вверх, в засиженную летучими мышами и затянутую паутиной темень. Тут же мерцали в полумраке многочисленные перегонные кубы, астролябии, модель небесной сферы и множество иных инструментов, названий которых Жан, разумеется, не знал и о назначении которых даже не догадывался. Мальчишка засмотрелся на зодиакальный круг, составленный из одиннадцати созвездий (Весы, по греческой традиции, составляли единое целое со Скорпионом, удерживавшим их клешнями), запнулся за что-то большое и тяжелое и заорал во всю глотку. Потому что большое и тяжелое было саркофагом, из недр которого скалился желтыми зубами иссохший труп, судя по ошметкам черных кос на черепе, принадлежавший какой-то девке!

– Да не пужайся ты так, сынок! – хрипло рассмеялась бабка Меффрэ. – Я, когда мумию в первый раз увидала, тако же голосила. А теперича ничего, вот порошок из ентой мумии тру. – Старуха кивнула на стоявшую возле саркофага ступу с пестом. – Очинно от разных хворей помогает: от водянки, от запора, от падучей, от бледной немочи да от зубной скорби. Енто, говорят мумия то ли какой-то прынцески египетской, то ли дочки вельможи фараонского.

В Средние века прах мумии был весьма популярным «лекарственным средством» по всей Европе. Древние трупы завозили из далекого и почти сказочного Египта. Растертый прах смешивался с оливковым маслом и принимался внутрь.

Возле тигля, в котором незадачливые алхимики барона Жиля безуспешно пытались сварить «философского цыпленка», чаще возвышенно именуемого Великим Магистерием, громоздилась внушительная стопка книг. Жан приблизился и наугад открыл одну. С желтого пергамента на него взглянула девица… нет, длинноволосый юноша… нет, все-таки девица… словом, некое непонятное существо, успешно сочетающее в себе мужские и женские половые признаки.

– Андрогин, – прошамкала сзади бабка Меффрэ. – Так вроде его называет мессир Франческо. А по-нашему – бабомужик. И олицетворяет собою ентот бабомужик философский камень, потому как является совершенным существом, ибо имеет и мужской уд, и женское лоно. И мужеское, и женское начало то бишь, слияние коих и породило наш мир подобно тому, как соитие мужчины и женщины порождает плод. Якоже и у Христа двойная природа – человеческая и божеская.

– Да что ты такое говоришь, бабушка! – Жан испуганно прикрыл ладошками уши. – Христос – Господь наш, сын Божий, явившийся в мир сей и принявший крестные муки ради спасения нашего! А тут какие-то титьки да письки…

– Да нету никакого Христа, дурачок! – тоненько захихикала бабка. – И никогда не было! То попы только учат! А на самом деле все крестные муки, в Библии прописанные, – енто… как бишь ее… а, вот: аллегория! Так говорит мессир Франческо, а уж в мудреных-то словечках он толк знает, будьте благонадежны! Аллегория Великого Делания алхимического. Чудесное рождение, страдания, смерть и самое воскресение Галилеянина – суть стадии «мученичества» ртути в тигле алхимика, преобразуемой в Великий Магистерий: отделение меркуриального духа от тела металла, фиксация серы и трансмутация в философский камень! Ибо двойственная природа Галилеянина, божеская и человеческая – суть двойственная природа ртути, сочетающей в себе чистоту благородного серебра с несовершенством металлов обычных, а победа его над смертью знаменует стойкость и неподверженность порче, характерную для философского камня. Христос – и есть Великий Магистерий, а Великий Магистерий есть Андрогин!

Жан с разинутым ртом внимал поучениям старухи, где высокая герметическая мудрость мессира Франческо мирно уживалась с древними простонародными суевериями, впитанными деревенской девчонкой Луизой Меффрэ вместе с материнским молоком. А сам тем временем завороженно листал страницу за страницей удивительного фолианта, даже не догадываясь, что изображенные искусным живописцем мифические животные и чудовища означают не более чем самые простые химические реакции и элементы. Так вольная человеческая мысль и знание, будучи загнанными в подполье, выхолащивались и облекались в одежды таинственных символов, малопонятных даже следующим поколениям «посвященных». На этой обильно унавоженной мистикой почве было суждено прорасти тайным обществам и эзотерическим орденам Нового времени.