Руслан Ерофеев - Хтонь. Зверь из бездны

А в городе Вокулер объявилась некая девица, именем Жанна, которая пришла к капитану местной стражи и поведала ему, что Архангел Михаил, а также святые Екатерина и Маргарита явились ей в видимом облике и открыли, что именно ей, Жанне, надлежит снять осаду с Орлеана, возвести дофина на трон и изгнать безбожных захватчиков из истекающего кровью королевства. Капитан Робер де Бодикур поначалу высмеял глупую крестьянскую девку. Но затем, убежденный некоторыми сделанными ею предсказаниями, которые вскоре в точности сбылись, снабдил Жанну шапероном, хуком, шоссами и прочими деталями мужского платья, дал деве людей и отправил ее прямиком в замок Шинон – резиденцию дофина Карла. Матроны проверили невинность Жанны путем погружения в лоно девицы обернутого белой тканью перста, а затем она от имени Господа подтвердила Карлу его законнорожденность, а значит – и права на престол. Что и решило ее судьбу, поскольку в том, что дофин – действительно сын своего отца, короля Карла Безумного, сомневались многие, включая самого дофина. Надо ли добавлять, что принц Карл был в восторге от новой народной провидицы и осыпал ее неслыханными милостями. Хотя в темных замковых закоулках шептались, что дар Жанны пророчествовать и склонять к себе людей – отнюдь не от Господа…

Неспокойно было и в остальном христианском мире. В герцогстве Савойском делегаты от семи районов Вале потребовали, чтобы власти начали расследование против объявившихся здесь в преизрядном количестве ведьм и колдунов. Любого, кого назвали колдуном более чем три человека, должно было взять под арест и предать трибуналу. Если схваченный сознавался, то его полагалось сжечь на костре как еретика, если же не сознавался, то его надлежало пытать до тех пор, пока он не признает себя виновным. Также закованные в сталь люди герцога Савойского брали под стражу всех, на кого указывали более двух осужденных колдунов. Схваченные обвинялись в жутких злодеяниях: они якобы летали по воздуху, пили кровь у скота, похищали и употребляли в пищу христианских младенцев, становились невидимыми посредством использования особых трав и заклинаний, показательно излечивали недуги и параличи, которые сами же и насылали с помощью колдовства, передавая болезнь кому-то другому, встречались на шабашах непосредственно с Сатаной и даже, самое ужасное, выносили во рту из храма Святое Причастие, выплевывая его затем на землю! Хотя наиболее прозорливые утверждали, что это клан Рарон расправляется подобным образом со своими политическими противниками, попутно отвлекая внимание савойцев от присвоения семьей могущественных олигархов самых богатых и тучных земель герцогства [71].

Начавшись в южной, франкоговорящей части Вале, охота на ведьм подобно гнусному лишаю распространилась на север, в немецкоязычные регионы. В течение полутора лет были сожжены на костре более сотни человек. Затем эта истерия переметнулась во французские и швейцарские Альпы, от Сен-Бернара в Савойе до Бриансона в Дофине, и окончательно захлестнула зеленые альпийские долины ядовитым потопом ненависти и наушничества.

А в опустошенной войной Франции меж тем смерть косила людей, как серп косит колосья. Вся французская земля по воле Господа была охвачена такой нуждой и дороговизной, что даже за золотой су нельзя было купить павийского сетье зерна – и это еще в местностях, не пострадавших от произвола богомерзких бриттов и их приспешника, подлого епископа Бове. Даже на улицах вольных купеческих городов, в которых жилось не в пример вольготнее и сытнее, чем в прочих местах, никто не смел подать на улице милостыню умирающему от голода брату во Христе, ибо собравшаяся толпа могла задавить беднягу до смерти, да и его благодетеля заодно. Все потому, что сначала наводнения, а затем чудовищная засуха извели под корень все посевы. Земля стонала, словно больная буйволица, и больше не могла родить. На самых урожайных нивах парижский мюид семян давал лишь сетье зерна нового урожая, а сетье едва приносил горсть [72]. Никто не мог найти себе пищи, все – и богачи, и самые последние бедняки – одинаково голодали. Могущественным стало некого грабить, ибо ни у кого не осталось ни крошки съестного. Все виды дичи, водившейся в лесах, были очень быстро истреблены, и тогда дичью стали люди.

Началась настоящая охота христиан на христиан. Путешественников, бежавших от голода в более плодородные, как им мнилось, земли, останавливали на дорогах, убивали, разрубали на части и жарили тут же, на кострах. Других лишали жизни и съедали ночью те, кто предоставил им ночлег. Дети, увидев издали приманку – вареное яйцо, яблоко или кусок пчелиных сот, – бежали за поманившим их негодяем в надежде получить лакомство и сами становились пищей. А страшнее всего было то, что людям стал даже нравиться вкус человеческой плоти. Они принялись есть всякого рода вещи, о которых страшно упоминать. Даже откапывали недавно погребенные трупы. Матери пожирали собственных детей, причем делали это с превеликой жадностью.